«Никому не рассказывайте, чем вы тут занимались»

С «Протоколом» все настолько серьезно, что выпускники его зимней версии выступают перед экспертами «Золотой маски», а летней — закрывают сезон в театре, одновременно являясь хедлайнерами фестиваля перформанса. Так что «Протокол» — это как бы градообразующий кружок, кружок-махина, авторы которого изначально обозначили своей целью создание метода. Объединяя документальное и хореографическое в идее Dance/doc, драматург Саша Денисова и танцовщик Костя Челкаев дают пришедшим к ним участникам необходимые для этого опыта инструменты, а сами наблюдают за процессом со стороны, чтобы выявить характерные для него закономерности. «Метод еще не готов, он все время меняется», — сказала Денисова на нашей первой встрече. Метод этот структуралистский и базируется на идее, что можно быстро узнать незнакомого человека через систему анкет. «Возможно, вам станет лучше от наших занятий, — добавила Денисова. — Но мы не претендуем и не предусматриваем то, что они заменят вам психотерапию».

Предыдущие два кружка назывались «Протокол Я» и «Протокол Мы», а наш был посвящен повседневности. За десять занятий в течение месяца Денисова и Челкаев вытаскивают из людей то, как они чувствуют и понимают заявленную тему, и из этих мыслей и их телесного выражения собирают итоговый спектакль — целых полтора часа голимой жизни, банальной и приукрашенной, нелепой и трагикомичной, скучной и идиотской, но, ничего не поделаешь, трогательной. Метод как раз уберегает авторов кружка от графоманского потока сознания его участников: на каждом занятии у нас было не больше четырех минут, чтобы рассказать, как мы добираемся до работы, какое событие в нашей жизни было самым счастливым, какие праздники мы празднуем и когда нам кажется, что мы тратим жизнь зря.

Челкаев на первой встрече задал важный вопрос про ожидания. «Я думаю, что это будет некое исследование и выражение себя через текст и движение», — сказал тогда участник Александр. Возможно, ему хватило одного занятия, чтобы справиться с этой задачей, но больше мы его ни разу не видели. А может, ему не понравился последовавший за вопросом Костин призыв отказаться от всяких ожиданий. «Мы не будем ни за кем гнаться или чего-то добиваться, — сказал Челкаев. — Мы просто назовем этот месяц „Вся жизнь — это танец, а люди в ней танцуют“».

С регулярными встречами два раза в неделю месяц действительно растягивается во времени. Фиксируя повседневность, ты замедляешься буквально. Кажется, на этом основаны всякие книжки по тайм-менеджменту и эффективной жизни, которые все покупают, но никто не читает, потому что они состоят из очевидностей. Справиться с этими очевидностями оказывается возможным, пожалуй, только в таком кружковом формате, если вы живой человек, а не машина по деланию карьеры и следованию за мечтой. И для этого вам нужны бумага, ручка, удобные штаны и кроссовки, а если кроссовок нет, можно просто разуться (но учтите, что танцевать босиком уже не модно). Иными словами, никто не будет вас чему-то учить, проверять вашу прочность и творческие способности. Цель другая — запротоколировать, как ваше тело передвигается в повседневности и что оно по этому поводу чувствует. Но вообще-то, это возможность расслабиться: где еще вам дадут задание надеть наушники, включить любую песню и просто подвигаться? Это может длиться аж 30 минут, и за это вас еще похвалят.

Раскрепощение происходит медленно. Несмотря на то что вокруг только приятные люди, сначала все, естественно, следят, чтобы не ляпнуть вопиющую банальность. К четвертому-пятому занятию постепенно обнаруживаешь, что с вами что-то происходит: из ежедневных отчетов по итогам дня в закрытой группе в фейсбуке ты узнаешь, что произошло у людей, начинаешь понимать, чем они живут, и естественным образом с ними сродняешься. Кто-то работает в ядерной энергетике, кто-то пьет пиво в электричке, кто-то с помощью кружков в ЦИМе ищет себя, кто-то учится в школе, у кого-то две свекрови, потому что у мамы мужа есть сестра-близнец, кто-то не представляет жизнь без велосипеда, кто-то пишет стихи, кто-то — инженер по обработке металлов давлением. Вот если бы можно было составить текст из такого перечисления, я бы так и сделала, но, разумеется, вы и так знаете о том, что люди ненавидят свою работу, бесконечно пытаются понять свое предназначение или переживают по поводу будущего, и из каких экзистенциальных сложностей складывается жизнь (в основном из вечной беготни куда-то и опозданий).

Каждый день, обнаруживая себя за деланием или обдумыванием чего-то, ловя себя на том, что весь прогон от «Нагатинской» до «Тульской» вы не отрывали глаз от человека напротив, нужно было такие моменты фиксировать, а потом выкладывать в общий поток повседневности. «10:10. Нажала на экране „Отложить на 10 минут“». «10:15. Читаю новости: „В Выборге на кота надели пальто“». «10:35. Еду на работу на велосипеде. Погода отличная; кажется, у меня не работают тормоза». Особенность тут лишь в том, что эти рутинные истории оказываются зафиксированными, превращаясь в сюжеты городского фольклора. Если подходить к процессу исследовательски, такая фиксация становится поводом для вопросов типа «Насколько наша действительность полна вторичных значений?», то есть я просто еду на велосипеде или делаю что-то еще? Или «Можно ли быть профессионалом повседневности?», то есть можно ли сказать, что кто-то справляется с ней лучше? Насколько проблематизируются повседневные ритуалы? Например, когда тебе дают 30 минут свободного времени и ты теряешься, не зная, чем себя занять, — что это говорит о тебе или о том, как ты понимаешь время? (Привет тем, кто в любое количество свободных минут выбирает поработать.) Как вообще описывать повседневность?

Намерение — действие — поступок — высказывание: четыре стадии поведения в повседневности, от которых мы отталкивались на занятиях. Как мы от намерения переходим к действию, через действие совершаем поступок, который в итоге становится высказыванием? Для этого, выясняется, важно понимать, где у вас находится седалищная кость, умеете ли вы ощутить свой вес и расслаблять живот, как вы дышите, куда обычно направлен ваш взгляд, как у вас вообще с координацией и ориентацией в пространстве. Такая близость с телесным здесь не просто важна — она диктуется темой, ведь повседневность — как раз тот мир, где мы существуем в своих телах. Между головой и телом нет дистанции, потому что, слава богу, не все свои действия мы подвергаем проверке на важность. В повседневности много бессознательного и нерефлексивного — того, что мы даже не считаем действиями, потому что действие вроде как должно быть наделено смыслом, чего нельзя сказать о нашем залипании в мессенджере, чистке зубов и шатании от огурцов к трусам в «Ашане». Такая свобода от категории ценности очень помогает быть честным: ты не пытаешься специально заполнить жизнь интересными событиями, ведь тебе об этом придется рассказать публично (со сцены!), а следишь именно за телесными реакциями, в каком-то смысле за инстинктами. Почему после огурцов ты направился именно к трусам и так далее.

Вот из таких зафиксированных каждым участником попыток обрести себя в повседневности к концу месяца формируется пьеса. Последователи феноменологии в социальных науках, принявшие идею о множественности реальностей, заключили, что лишь в мире повседневности существующее и реальное совпадают, — это же можно сказать о скрещении документального театра и хореографии в «Протоколе». То есть суть не в обязательном наделении смыслом того, чему мы его не придаем, и не в романтизации рутины (хотя работа со скукой, конечно, была важной составляющей и занятий, и финального спектакля), а в том, чтобы убрать барьер между жизнью повседневной (существующей) и какой-то другой — особенной, ценной, которая кажется нам реальной и происходит, наверное, в отпуске. Гораздо важнее попробовать снять это противопоставление. Ну и еще для этого опыта, конечно, важно уметь слушать людей, не оценивая их реальность, а пытаясь понять, как они ее выстраивают и описывают.

Опять-таки, согласно феноменологам, смысл — это то, что создается в коммуникации здесь и сейчас. Ваша попытка придать смысл своему поведению задействует в этом процессе окружающих, вот поэтому вы выходите после четырехчасового занятия в эйфории, хотя за это время вы не родили ребенка, никто не дописал за вас диссертацию и даже посуду не помыл. Судя по отзывам, что-то похожее чувствуют участники и других кружков, но в «Протоколе» есть важная отличительная возможность — рассказывать о событиях или мыслях, следуя при этом за импульсом из собственной макушки или крестца, пытаясь синхронизировать голову и руку или двигаясь от тобой же сформулированного принципа, что для тебя есть танец. «Имитировать — не наш путь, — объяснял Челкаев. — Мы выходим из состояния покоя, и это и есть движение зоны личного. Сформулируйте его в голове и позвольте ему случиться». А еще не вырисовывайте траектории, а просто следуйте за гипофизом, не задирайте голову, будто вы читаете стих в детском саду, не притопывайте, не двигайтесь узнаваемо и ритмично, а распространяйте бесконечное движение в пространстве.

В финальном спектакле был долгий кусок, когда Челкаев танцевал с каждым участником, как раз отталкиваясь от понимания, что есть танец именно для него. Это был танец о свидании под песню, которая у участника с этим опытом ассоциируется. Вот в этом сначала упражнении на занятии, а потом элементе спектакля для меня случился переходный этап, уменьшающий дистанцию между своим и чужим и, что интереснее, помогающий отнестись к своему как к чужому. На седьмом занятии Челкаев про это сказал: «Тут возникает главный вопрос: попробовал(а) я это сделать или нет?» Переходных этапов в жизни и так предостаточно, но проходим ли мы их, или пропускаем мимо (то есть они, как могло быть в данном случае, остаются досуговой деятельностью)?

Чаще всего люди узнают о кружках на сайте ЦИМа либо от знакомых, которые уже через это прошли, и ведь сарафанный эффект подтверждает, что это важно. За три сезона в кружках поучаствовало уже серьезное количество человек, зафиксировавших себя на каком-то конкретном этапе жизни в конкретном месте. Их опыт — своеобразный источник современных народных обычаев, традиций и повадок, то есть городской культуры для театра. А для них самих эта возможность прочувствовать свою седалищную кость в компании приятных людей оказывается важным моментом самоориентации, идентификации, ощущения собственной причастности к чему бы то ни было. Все это очень ответственно. Новый «Протокол», отчетный показ которого закроет фестиваль перформанса и сезон заодно, посвящен будущему. Возможно, там тоже прозвучат фразы типа «Я хочу уснуть и никогда не проснуться» (от повседневных трудностей бытия сложно отделаться), но, вообще-то, он будет про то, чего мы не знаем, но что пытаемся конструировать и о чем мечтаем. ЦИМ с помощью драматургов, хореографов, режиссеров и художников, которые ведут здесь кружки, дал своим зрителям инструменты и сцену для высказывания на большинство тем, существующих в мире. Эти рассказы уже можно объединять в проекты типа таких, потенциал у театра горожан огромен, а люди все еще довольно отзывчивы и готовы участвовать во всяком.

Перед отчетным показом Денисова и Челкаев собирают всех в круг, чтобы напомнить о смысле промежуточных протоколов, которые составляют один большой. Этот протокол не засчитывается, если вы, договорив, не надели наушники; в этом мы вырываемся из прошлого, не обозначаем, что вырываемся, а это должно быть устремлением, в этом протоколе помним про глаза и коммуникацию, а этот — совместный ритуал, в котором мы переходим в настоящее, — он и есть изменение, которое с вами происходит. «Если что-то забыли, ничего страшного. Главное — чтобы вы были живые и веселые, все будет отлично», — добавляет Денисова. Хоть итоговый спектакль и был сконструирован как день, который начинается с утра и завершается вечером, он не представлял собой завершенную модель повседневности. Мы не играли повседневность, как играют «… Шиллера!» в театре «Современник». Это не был спектакль, посвященный повседневности. Он был частью повседневности. И в этом смысле «Протокол», некая активность под советским названием «кружок», пока еще в Центре, а не в Доме культуры имени Мейерхольда, ставит перед своими участниками довольно сложную задачу, с которой не справляется большинство российских театральных деятелей.