«Дарья Мороз с прямой спиной сидит красивая»

С декабря внутри одной из башен «Москвы-Сити» идет «Ай Фак. Трагедия» Константина Богомолова по мотивам прошлогоднего романа Пелевина. Спектакль играют в огромном пространстве — галерее искусства «эпохи гипса» с настоящими работами внушительного списка художников. По просьбе «Театралия» литературный критик, издатель Александр Гаврилов сходил на премьеру и рассказывает, почему арт-объекты этой импровизированной выставки заслуживают большего внимания, чем сама постановка.

Начну с главного: спектакля «Ай Фак. Трагедия» я не видел.

Ну то есть как — не то чтобы совсем не видел. Но с очень высокой вероятностью всякий, кто захочет поглядеть на это действо, развернутое на четырех тысячах квадратных метров в золотой башне «Меркурий», что в поселке небоскребов «Москва-Сити», увидит нечто совершенно другое.

«Меркурий» здесь не случайное обстоятельство, роль его значительна. Когда продюсеру и автору идеи спектакля Светлане Доле досталась в руки эта роскошная площадка, она тут же вспомнила о романе модного писателя Пелевина, посвященном современному искусству и придуманной «эпохе гипса», предложила модной галерее выставить здесь же произведения этого самого искусства, а поверх заставила модного режиссера Богомолова сделать спектакль в узнаваемо искрометной манере, дополнив привычные видеопроекции и предельно лаконичную сценографию несколькими актерами модного коллектива, по старой памяти именуемого «брусникинцами».

Зрелище получилось по-своему поразительным. И я даже не о змеящейся вдоль трех зрительских секторов сцене, не о парадоксальном сращивании актерского присутствия, видеотрансляции и пространства галереи. Многое тут изумляет. Но, чур, я не говорил, что это что-то хорошее.

Если вдруг перед тобой, милый друг, встает вопрос «Читать или не читать Пелевина перед походом на „Ай Фак“?», то на него я тебе смело отвечу: читай на здоровье. Отношение к книге спектакль имеет довольно опосредованное, хотя Богомолов и заставляет актеров заучивать наизусть и декламировать длинные пелевинские прогоны (примерно в той же манере, как Чонишвили и Вержбицкий сыплют раблезианскими списками в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Театра наций). Впрочем, в исполнении Игоря Миркурбанова они звучат свежо даже для того, кто текст помнит прилично.

В пелевинском романе три темы: конспирологическая деконструкция рынка современного искусства, вытеснение человеческого секса за пределы приличий и предельное отчаяние, заставляющее сознание творить, вне зависимости от того, человек или искусственный интеллект в себе это сознание несет. Темы обтекают друг друга, играют дружка с дружкой в бодрую и порой жестокую чехарду. Богомолов смог отчасти придумать, что можно попробовать делать на полях некоторых из них, но, кажется, не допридумал до конца, поэтому одни сюжетные линии брошены на полпути, другие скомканы, как влажное белье плацкарта на подъезде к точке назначения, а третьи утырканы в интерлюдию, играющуюся в антракте, пока публика теснится за бокалом просекко (хорошего) или специального коктейля, созданного к спектаклю (плохого). Фанаты режиссера, знающие все, поговаривают, что в январе будет другая концовка, а там, глядишь, к февралю прорисуется начало или середина. Словом, если «Ай Фак. Трагедия» продержится на подмостках достаточно долго, а режиссера не отвлечет ни семейная жизнь, ни поиск барской благосклонности, рано или поздно спектакль имеет шанс состояться.

Иногда кажется, что работы художников (особенно Екатерины Щегловой и Дианы Мачулиной), выставленные в пространстве спектакля, находятся с пелевинским текстом в более содержательном диалоге, чем работы актерские. То есть Игорь Миркурбанов (исполнитель роли литературно-полицейского алгоритма Порфирия Петровича, превращающий «Ай Фак» в почти моноспектакль) работает очень ярко, пока режиссер ему не мешает (давайте просто стыдливо забудем о том финале, который нам пришлось смотреть в декабре). Художник спектакля Лариса Ломакина метко и иронично цитирует в его костюме акцию «Менто-Поп!» группы «Война», актер свободно двигается от рубленых сатирических красок к высокому лиризму и обратно — словом, что сопоставляй с пелевинскими фантазиями, что нет, здесь можно говорить о настоящей артистической удаче. Отдельно стоит восславить работы Гладстона Махиба, вносящего в пространство спектакля тему бесчеловечности соблазна, и Василия Михайлова, тонко, на грани монтипайтоновского совершенства играющего с гендерной текучестью: он в паре мест не мужчина и не женщина и ловко избегает в этой работе напрашивающихся штампов. Чтобы не быть обвиненным в сексизме, упомяну ученически бессильные работы артистично тужащегося Даниила Газизуллина и Игоря Титова, не способного произнести радиоскрипт без фатального мхатименигорьковского наигрыша — но только потому, что женские роли спектакля придется оплакать поименно.

Судя по некоторым алогичным прыжкам повествования, из спектакля вырублен с мясом большой кусок, касающийся искусственного интеллекта, запрограммированного на постоянное страдание (что делает его не просто гораздо больше человеком, но и настоящим творцом, в отличие от самодовольных креативщиков). Эта ампутация приводит к тому, что самая интересная часть работы Яны Енжаевой и Алисы Кретовой проходит в масках интернет-троллей, покачивающих лапочками в тапочках, покуда Игорь Миркурбанов доказывает, что может нести натужную чушь по воле скучающего наедине с текстом режиссера. В наскоро приляпанном финале проходные для романа темы становятся ключевыми, хороший актер вынужденно джигурдует, а партнеры скучают. Грустно это, девушки.

Но настоящая катастрофа — это роль искусствоведа Марухи Чо, criminal mastermind романа «iPhuck 10», отданная в спектакле Дарье Мороз. Маруха — персонаж сложный; здесь, кажется, впервые Пелевин выводит «бабу с яйцами» как культурный тип (в следующем романе, «Тайные виды на гору Фудзи», этот тип героини настолько захватит сознание автора, что и баба, и ее яйца трагически материализуются). Брутальная женственность и безжалостный расчет обмана, жажда захвата социальной иерархии и горделивая поступь изгоя — вместо всего этого Дарья Мороз с прямой спиной сидит красивая. Нельзя сказать, чтобы эта работа совсем уж была лишена каких-нибудь актерских красок: в первом акте у актрисы Мороз на голове косо приклеена красная челка, а во втором — фиолетовая. Но это, кажется, пик перевоплощения.