Жень…

А?

Жень… Ну как там… Ира? Что с Ирой такое? Ее что, в больницу повезли? Мне Полетаев сказал.

Можно подумать, тебя это действительно волнует.

А как же?

Ты бы лучше тогда волновался.

Тогда… тогда я проспал… Ты меня извини, хорошо?

За что?

За то, что я проспал.

Что ты все время глупости какие-то говоришь? Какой-то детский сад, ей-богу.

А дождик-то все капает…

Что?

Я говорю: а дождик-то…

Это я уже слышал. За сегодняшний вечер ты эту фразу про дождик повторил раз десять. Я считал.

Неужели — десять раз?

Если не больше…

Ну и что? Ведь он же целый день капает, вот я и говорю.

От того, что ты скажешь, — он еще не перестанет капать.

Да?

Да. Ты уж поверь мне на слово.

Глубоко!

Или говори громче, или выключи радио. Ничего же не слышно.

Я говорю: что-то долго они ходят. Ну ладно… Короче говоря, пьем?

Вот опять ерунду сказал. Почему долго, когда нормально. Смотри! Магазин не близко — это раз, в очереди постоять — а сегодня суббота — люди празднуют — это два. Да еще назад тащиться и все по этой чертовой грязи. Да… Так что скажи спасибо, что ты тянул длинную спичку. Я вижу: тебя не допроситься.

Спасибо!

Сделай немножко потише.

Да ну! и машина эта все не идет и не идет.

Бог ты мой, сколько у тебя сразу претензий. То одно, то другое.

Чего ты вернулся, ты не знаешь? Тем более, что там…

А я по тебе соскучился. Не веришь?

А вот то, что они машину вовремя не дают, — это все равно безобразие. Сказали же: приедет машина, быстренько все на нее погрузите, и на этой же машине — в город…

Мне бы ваши заботы, господин учитель…

Какой учитель?

Да так… Это в одном старом анекдоте…

Ну да… конечно… Я просто говорю, что все наши уже давно дома. В ванне отмываются, футбол по телевизору смотрят, а мы…

Ты что — любишь футбол?

Не очень.

А зачем тогда сказал?

Ну просто так… в качестве примера… А что — нельзя, что ли?

Я чувствую, я сегодня с этим транзистором…

Ну вот… Чего я сейчас говорил-то… Ну да… Они значит…

Черт, мы с тобой уже месяца два знакомы, а я только сейчас обратил на это внимание.

Может быть, сделаем потише?

Нет, ты послушай себя — как ты говоришь?

А как?

А ты послушай! Ты же совершенно не умеешь говорить. А для твоей будущей профессии, Игорек, уметь говорить — это полдела. А ты… ну да… ну вот… значит… куда это все годится? Тоже мне — юрист.

Женя, ты мне дашь сегодня договорить?

Черт-те что! Лень человеку подняться и выключить.

Ты понимаешь…

Да чего понимать, Игорек. С тобой и так все ясно. Твоя мысль, которую ты так долго мне тут размусоливаешь — она же трезва, как бывал трезв я, когда у меня кончалась стипендия. Да, ты будешь украшать ее всякими: ну да, ну вот, значит, но сводится она тем не менее к одной и довольно банальной истине, а именно: мир устроен несправедливо.

Да нет…

Ну как же? Ты же сам говоришь: они смотрят там твой любимый футбол… кажется, так… а мы торчим тут с тобой, как две забытые клизмы.

Тогда уж не две, а четыре.

Я сказал правильно… Я имел в виду присутствующих. Да… по-моему, Игорек, все как раз на редкость справедливо. Выключил бы ты его, было бы совсем хорошо.

В смысле?

В прямом смысле! А скажи ты мне, Игорек, кто это у нас всю дорогу хуже всех картошку выкапывал, план, понимаешь, не выполнил. Как его фамилия? А фамилия его — О-реш-ни-ков.

Господи! А что ежели я первый раз в жизни узнал, как это вообще делается.

А это ты оставь… Первый раз в жизни, и все такое… Это не довод, мой милый, для них во всяком случае. Это ты папе с мамой объясняй, они тебя будут слушать, а этим… Им же все равно. Выключить, что ли, самому?

Что?

Я хотел спросить…

Стоп! Подожди! Возьмем теперь наших общих друзей. Возьмем Вереникина. Он скажет, не просыхал тут ни одной минуты. За это его оставили. Валерик Полетаев — тем более, сам знаешь: он тут все время к девчонкам лазил, ночами не приходил, подлец… Честь у кого-то там отобрал — нашлась одна такая дура… как говорится, ах, оставьте! Вот дружный коллектив его за это и осудил, и поделом.

Да уж, Полетаев у нас отличился.

Вот и получается, Игорек, что ты один без вины виноватый матрасы будешь грузить и ватники рваные складывать. Эти-то двое — они ведь страдают из-за всяких дурных своих наклонностей. А вот ты, Игорек, ты страдаешь по глупости. Потому что за свои семнадцать лет…

Шестнадцать с половиной…

Это все равно. Потому что ты до сих пор не научился выкапывать картошку. Мне тебя жалко.

Ну а ты?

Вот! В отношении меня вообще проявлена исключительная справедливость… Ну хватит, выключи ты его, все равно сейчас последние известия. Насколько ты помнишь, я неделю назад уехал отсюда в город. Только вот сегодня вернулся. Ну они и решили меня нагрузить.

Но ведь ты же… ведь Ира…

Это уже другой вопрос, Игорек… А факт остается фактом. Все работали, дергали морковку, а я там… отлынивал. Я же тебе говорю: все на редкость справедливо. Ты со мной согласен?

Ну с Ирой-то все хорошо?

Ничего, Игорек, ничего… не грусти… все образуется, Игорек… Ей-богу, все образуется. Сейчас они притащат нам сюда вина. И не важно, что оно дешевое и кислое, яблочное, одним словом. Важно, что вино. Ну вот мы выпьем… Нам сразу станет чуть-чуть веселее. Машину мы так и не дождемся, мне это уже ясно… Вереникин расскажет нам какой-нибудь похабный анекдот… Хорошо, если бы смешной… После чего мы пожелаем друг другу спокойной ночи. Вот тебе и все наши дела на ближайший отрезок времени, вот тебе и все наши дела до завтрашнего прекрасного утра, когда к нам приедет машина. Скучно, скажешь? Скучно, я согласен. А что веселее? Не знаешь, что веселее?

Не знаю.

Не знаешь… А вот я тебе сейчас скажу, ты послушай… Вот если бы там, за этой самой дверкой… вон там… имелись бы три-четыре пары более или менее красивых ног, и все такое — вот тогда, вот тогда, пожалуй, нам было бы малость повеселее… и то… и то…

Перестань говорить такие пошлости, Женя. Ну ладно Вереникин, к нему мы привыкли, а ты? Я не люблю, когда ты так говоришь. Тебе это не идет, пойми.

Ты так считаешь? Ты молодец!

Конечно. Ну вот неделю назад ты так не говорил.

Так прошла неделя-то, Игорек… Жизнь, Игорек, она ведь как… Она ведь не стоит на месте. Как говорится: было и сплыло.

Ты о чем?

Я говорю: поразительно!

А что — поразительно-то?

Что поразительно? А поразительно то, что мы вот с тобой проговорили тут сколько же? Минут двадцать, наверное, ни черта друг о друге не поняли, у кого что и как, а теперь сидим и изо всех сил думаем: а о чем бы нам еще поговорить, да так, чтоб и сказать было что, и в то же время. Смотри, как, оказывается, все это интересно. А просто посидеть и честно помолчать — мы не в состоянии. На это нас уже не хватает. Нам обязательно нужно вслух молчать. Такие мы все воспитанные люди.

И радио мы не можем выключить.

О чем я и говорю.

О! Кажется, они идут.

Ну слава богу…

Ну и погодка сегодня! Полжизни при случае. Как назло. Скажи, Валерик?

Вот именно. А эти красавцы сидят тут в тепле и не чешутся.

Если это называть теплом…

Что?

Я говорю, тепло тут тоже очень относительное.

А ты привыкай, привыкай.

Дайте только срок. Сейчас мы с вами в миг согреемся. (Вытащил из кармана мятый пакет.) Закуска…

Чего это такое?

Это сушки. На сдачу взяли. На все.

С маком хоть они?

А это вот сигареты. Опять «Ароматные» — кошмар!

Ну ладно тебе… Привыкай… Итак — лучшее из имеющегося.

А сушки-то с маком!

Что он сказал?

Он сказал, что сушки с маком.

Да? А кому от этого легче?

Да нет… Просто я с маком больше люблю.

Так с маком мало… Только сверху.

Жалко!

Еще бы.

Тихо все!

В чем дело?

Да про футбол передавали… Прослушал из-за вас… Понял только 2:2. А кто с кем — ничего неясно…

А какая разница. Все равно ведь ничья.

Смотря какая ничья. Вот я все из-за вас прослушал.

Да, пьем, конечно. Для чего мы с тобой целый час по лужам скакали?

Ну, значит, пьем?

А где вы возьмете стаканы? Все же увезли…

Чего?

Сразу видно человека после школы. Спрашивает: где взять стаканы?

Ясно. А ты привыкай, Игорек… Привыкай пить по-нашему.

Слушай, Орешников. А ты из горла будешь?

Не будет он из твоего горла. Он же у нас воспитан на романах Иван Сергеевича Тургенева, ни больше ни меньше.

А спорим — будет.

Ну давай. А на что спорим?

На что? Я не знаю..

На пятерку, согласен?

Много, на трешку.

Черт с тобой! Но смотри, если не отдашь.

Что ты со мной тогда сделаешь?

Запрезираю.

Только и всего?

А тебе этого мало? Ах да, я и забыл, с кем имею дело. Ну ладно, Мишель, ты — свидетель.

Вы, главное, спорьте, спорьте! А я пока все без вас и выпью.

Нет уж, ты постой, пожалуйста. Начнем с Орешникова.

Как хочешь… С Орешникова, так с Орешникова.

Ну-ка, Игорек… Пей давай!

Да ну.

Правильно, Игорек. Зачем тебе это нужно? Яблочное вино — это гадость. Это же отрава самая настоящая.

А ты молчи. Ты оказываешь давление на подсудимого. Пей, говорят тебе!

Да нет, ребята.

Ага!

Я не буду. Пейте вы сами.

Полетаев, я не вижу ваших денег.

У меня с собой нет. В городе отдам.

Куда же ты все деньги девал?

Ах да! Тебя ведь не было… Я тут на днях посеял кошелек… Десять рублей как не бывало…

Что, правда?

Говорит, что правда.

Ну ладно, Жень… Меньше слов, больше дела. Прошу!

Игорек, Игоречек… Ты молодец, ты устоял, а теперь посмотри на этого безвольного и бесхарактерного человека. Он не хочет пить и все равно пьет… Понимает, что пить плохо, и вредно, и все, и пьет все равно. А делает это он потому, что у него есть на то уважительная причины.

Да, кстати… Что с Иркой? Все нормально?

С Иркой-то все нормально… А вот…

Эй ты! Не задерживай движения.

Какие мы все грубые люди.

Я не слышу.

А я ничего и не говорю. (Пьет.)

Эй, эй, ты, не очень-то! Не очень-то увлекайся.

Игорек, ты видел это? Один мой товарищ орет на меня, чтобы я скорее пил, а другому товарищу жалко, что я выпью чуть-чуть больше, чем выпьет он сам. Так-то вот. Я делаю сегодня массу интересных открытий. Изучай людей, слышишь, Игорек?

Валера, теперь твоя очередь!

Что и требовалось доказать. (Пьет.)

А за что вы пьете?

Что он сказал?

Спросил, за что мы пьем?

Игорек, честное слово, я дал бы тебе сейчас двадцать копеек. За что мы пьем? Это здорово. Это в самую точку. Но у меня, к счастью, нет таких мелких денег.

Почему же, к счастью?

Ты что — слышишь плохо?

Не думаю…

Так чего же ты тогда?

Чего?

Да ну тебя к черту!

С одной покончено.

Дать сигаретку?

О чем ты спрашиваешь?

Дай мне!

Ты что — начал курить?

Как видишь…

Чего только с человеком жизнь не делает. Не курил, не курил, и вдруг…

Ты только третьим не прикуривай.

А что?

А то умрешь!

Это мне подходит. (Прикуривает.)

Вот остряк!

Будем вторую открывать?

Можно.

Но не нужно,

Ладно. Повременим.

А ведь прекрасное выражение.

Какое?

Да вот это, что он сейчас сказал… Повременим. В нем заключен колоссальный смысл. Неужели вы не чувствуете? Что значит «повременим», откуда это взялось? А это значит — дождемся нужного времени.

Валера, ты, случайно, не знаешь — о чем это он?

Да ну! Подменили нам нашего Кирсанова, точно тебе говорю. Был человек как человек, а стал…

Да нет, я, например, понял, что он хотел сказать. Только как вам это объяснить…

А ты у нас как собака, Игорек. Вот собака так же, понимать — понимает, а сказать ничего не может.

Игорек, я, конечно, не подстрекатель, но я бы не стерпел.

Почему?

Ну ты дурак. Он же тебя собакой обозвал, а тебе хоть бы что.

Так ведь он… Это же сравнение.

Что ты его слушаешь, Игорек. Он же только что проспорил мне три рубля и все никак не отдает.

Да, Валера… Что-что, а отдать — надо. В этом он прав.

Ты что — тоже плохо слышишь? Я уже сказал один раз, что у меня сейчас нет с собой денег.

Ах да! В самом деле…

Не поверю.

Дело твое.

Ни за что не поверю, чтобы у тебя вдруг не было денег… У тебя, у сына богатых родителей… Очень богатых. Таких богатых, что…

Но я же сказал… А вы оба прекрасно знаете, что я позавчера потерял кошелек…

С десятью рублями, не так ли?

Да, так. Стихи какие-то читают. Надо хорошую музыку поискать.

Все верно… Ты сказал, мы знаем… Все верно… Только вот что я тебе хочу сказать… Может быть, ты его и потерял, а может быть… А? Мишель, как ты думаешь?

А это мысль…

Ну перестань, Мишель. Ему бы только языком молоть.

Я и не знал, что ты такой хитрый человек, Полетаев. Наверняка ведь запрятал куда-нибудь свои сбережения.

Ну да, чтоб на пьянки не скидываться.

Не говори ерунды. Зачем мне это нужно?

А это у тебя надо спросить. Идиот, ты же сам себя выдал. Я ведь сначала не думал, я просто так… опыт номер один. А ты покраснел, как я не знаю кто.

Слушай, Кирсанов. Ты мне уже надоел. Вот пятнадцать минут мы с тобой пообщались…

Думаешь, ты мне не надоел? Отдай мне три рубля, и мы вообще можем больше не разговаривать. С тобой все ясно.

Ребята, зачем же так-то… Он ведь действительно мог потерять эти деньги. Я сам позавчера потерял тут зубную щетку.

Ясное дело, я их потерял. Стал бы я из-за десяти рублей…

Да ты бы из-за десяти копеек стал бы.

Жень, ну зачем ты так заводишься? Можно ведь обойтись без этих глупых ссор.

Можно, ты думаешь?

Ну конечно… Нам же как минимум предстоит пять лет прожить вместе.

Да… да…

И зачем же нам начинать с такого вот…

Само собой…

Ну — все?!

Что «все»?

Ну не прятал я эти деньги, не прятал.

А вот дай честное слово.

Ну, хватит вам… Вообще уже! Вы еще тут драку устройте, совсем будет хорошо.

Драку я устраивать не буду, а деньги он точно спрятал.

Ты что, Кирсанов, ты что? Я тебя не узнаю, я тебе уже говорил… Ты стал какой-то злой. Да, злой, точно тебе говорю. Неужели это все из-за Иры?

Если из-за Иры, то, во-первых, я тут совершенно ни при чем, я сам в одной рубашке за ними по лужам бегал и в канаву чуть не упал. А во-вторых, уже много времени прошло — пора уже успокоиться. Сколько прошло времени? Дней десять, наверное.

Да нет, неделя.

Да, это было в прошлую субботу.

Сегодня — суббота?

Да, как раз и получается неделя.

ПОЛЕТАЕВ. Суббота… вот как…

И не надоело вам: уже минут пятнадцать сидят на этих несчастных деньгах, два дурака… Даже если он и спрятал… В конце концов…

Ты что — тоже мне не веришь?

Как тебе сказать…

Но мы ведь вместе с тобой ходили, искали.

Видишь ли, Валера, веры у меня в это дело большой нет. В то, что ты их потерял. Это с одной стороны. А с другой стороны, я того мнения, что не так уж и важно все это до конца выяснять. Понимаешь, если ты сволочь — это от тебя уже никуда не уйдет. А нам останется привыкнуть к этому и пять лет не обращать на это внимания. А посему я предлагаю прекратить этот товарищеский суд и всем подумать о том, что мы будем делать дальше. На машину, по-видимому, рассчитывать не приходится. Так что придется нам тут до завтра заночевать. Ну вот и давайте: кто что предлагает?

Тихо!

И так тихо…

Тем более. Я предлагаю вот что. Еще… еще час ждем машину, если же ее нет… если ее нет, садимся на электричку и едем в город.

Да ты что? Так нельзя.

А как можно? Обманывать людей можно? Сказали же: пришлем к вечеру машину. Прислали?

Но они же предупредили, что машина может быть и утром.

Что ты, что ты?! Он, конечно же, забыл об этом.

Вы как хотите… Я все сказал… Если через час… Нечего, ничего!

Ну почему вы все молчите. Женя! Скажите ему, что нам все-таки поручили.

Да, пожалуй.

Нам поручили и на нас рассчитывают.

Само собой…

Ну оставайся, Игорек, оставайся… Кто тебе не велит?

Учти, что и ты тоже останешься.

Это почему же?

Почему все останутся, потому и ты.

Я сказал: нет.

А я сказал: да.

Мишель, может быть, ты…

Погодите, ребятки, не спешите.

Что значит «не спешите»? Уже десять часов, больше. А до станции минут сорок ходу.

Только не выдумывай. Сейчас без десяти.

Нет, не без десяти. Я сегодня часы по радио ставил.

Молодец!

Короче: сейчас открываем нашу вторую бутылку, выпиваем ее всю, до дна, и если через час, как ты говоришь нам, не будет машины…

То мы уезжаем…

Не перебивай старших. То мы ложимся спать.

Мишель, да ты что? Ты что, вправду собираешься здесь ночевать?

Видишь ли, Валера… Мне очень не улыбается так вот взять и с первого же раза подпортить отношения с ректоратом.

Слова-то какие знает!

Да заткнись ты! Хватит с меня, я в армии на гауптвахте насиделся. Сыт по горло. Тебе не понять. Вот так. У кого какие ко мне вопросы?

Вопрос один — в город можно?

Ответ один: нет, нельзя.

Мишель, опомнись! Из-за машины себя губить. Сами погрузят, не маленькие.

Ага… Открой нам лучше бутылку. Держи!

Я не хочу пить эту кислятину. Я хочу домой.

Домой? К богатым родителям?

Да, представь себе. И вообще… Кто тебе право дал говорить о моих родителях. Ты что, их знаешь?

А как я говорил о твоих родителях? Ну-ка!

Ты говорил о них… ну… неуважительно.

Что же такого неуважительного я о них сказал?

А это не важно, что именно ты сказал, важно, как ты это сказал. Не что, а как.

Да? Ну а как я сказал, как? Игорек, как я сказал?

Я не слышал.

Что ты у него спрашиваешь? Я же тебе говорю — как. Как как? Неуважительно, вот как.

Я не понял, почему же неуважительно. Я только сказал, что они богатые.

Хватит уже! Опять начинается история с кошельком.

Но что же я могу поделать, Мишель. Что я могу поделать, если мы с Валериком терпеть друг друга не можем. Правда ведь, Валерик?

Да ну что вы, ребята?

Нет, неправда. Неделю назад все было в полном порядке. Это только сегодня… Ты просто не можешь нормально разговаривать, бросаешься на всех. А я тебе еще раз повторяю: мы тут ни при чем. И я тут ни при чем. За что же я виноват, если эти местные…

Слушай-ка, Вереникин. Отпусти ты его с богом. Я согласен.

Вот еще баловать. Никуда я его не отпущу. Мужики, слушайте лучше анекдот.

Запомни, Полетаев. Я сделал все от меня зависящее, чтобы не видеть весь остаток времени твою плохо выбритую мордашку, но увы, увы.

А я все равно уеду, вот увидите.

Я тебе уеду! Займись делом!

Что?

Займись, говорю, делом. Открывай бутылку.

А-а…

Отличный анекдот, смешной, по улице идет парочка: муж с женой… Ну не важно…

Ну хорошо… я открываю сейчас эту бутылку, я даже выпью с вами, раз вам так хочется…

Сделай одолжение!

Пожалуйста, мне не жалко. Но ровно через час я возьму свой рюкзак и в быстром темпе вас покину.

Через час?

Да. Ровно в одиннадцать.

Вот через час и поговорим. А пока слушайте.

Ну что слушать-то, что?

Да анекдот, я же рассказываю.

Ну давай!

Слушайте! По улице идет парочка: муж с женой. А навстречу им… (Громко смеется.)

Знаю.

Что ты знаешь?

Знаю этот анекдот.

Скажи, смешной?

Ничего. Только он очень старый.

Но я же не знал. Мне только вчера… у нас в армии таких не рассказывали. У нас в армии только с матом.

Кто первый?

Жень, а ты тоже знаешь?

Да, слышал, кажется.

Отличный анекдот, правда? (Громко смеется.)

Я спрашиваю: кто первый пьет?

Миша, что за анекдот, я его не знаю.

Нечего развращать ребенка.

Вереникин, пьем мы или нет?

Привяжется же! Ну ладно… Давайте, что ли, по старшинству. (Взял у Полетаева бутылку, пьет.)

Кирсанов!

Чего тебе?

Пьем по старшинству.

А-а! Тогда надо было мне первому дать.

Это с какой же стати. Первый у нас есть. Первый у нас Вереникин.

Ты так считаешь? (Пьет.)

Погоди! А ты с какого года?

С какого? С пятьдесят четвертого… С января месяца… А что?

Чего же ты тогда? А я с пятьдесят второго, с ноября.

А я разве что-нибудь говорю. Я просто так. И вы все делайте, как делали: не обращайте внимания и все.

Это же надо — такая кислятина… Прямо и допивать не хочется…

Валера, ты… Ты оставь мне немножко. Раз ты не хочешь… Оставь, а? Совсем немножко… Попробовать.

Ай да Орешников! Жень, вот когда нам надо было спорить.

Только я не умею… вот так, как вы… из горлышка.

Ну это дело нехитрое… Смотри за мной…

И этот туда же. Я лучше о нем думал.

Выходит, ты ошибался.

Выходит так. (Тихо.) Вот тебе и опыт номер два.

Серьезно? Ну если ты так, то я…

Да не слушай ты его. Пей!

Пей, дурачок… Я пошутил… у тебя же есть смягчающие вину обстоятельства… Тебе хочется попробовать, что же поделаешь, если так. Но я тебя заранее предупреждаю: оно очень кислое.

Ничего и не кислое. Мы и похуже пили. Держи, Игорешка. Вот от сих до сих — твое. Оставишь мне глоточек.

Ему надо чем-нибудь закусить. Возьми вот сушку. С маком. Ты же их любишь.

А с маком я все съел. Простую — хочешь?

Ничего! и простая сойдет!

Ай! Ему сойдет и простая.

Смотрите, он все выпил. Ничего мне не оставил.

Ой! Я и не заметил. Простите меня!

Да ладно… Я привык. Слушай, я тебе этот анекдот расскажу.

Ну все… Пробил час… Одиннадцать ровно.

А на моих без десяти.

Это на твоих.

И что же ты этим хочешь сказать?

Хочу сказать, что тебе надо отдать их в ремонт.

Спасибо за совет, но ты меня не так понял. Ты что же, еще не расстался с надеждой увидеть сегодня своих богатых родителей?

Да, ты угадал… Я ухожу, а вы, если вы хотите, — оставайтесь.

Подожди, Валера. Я не понимаю, как ты можешь?

Это не мой рюкзак. А где мой?

Нас же всех вместе оставили…

Этот что ли? Тут не видно ни черта!..

Нам дали поручение, а мы…

Книги какие-то… Тоже не мой…

Ну вот скажи мне, почему ты хочешь уехать? Что тебе здесь не нравится?

Я ему не нравлюсь.

И ты в том числе. А кроме того, мне страшно надоел этот холодный барак и я хочу хоть один раз за весь месяц нормально выспаться.

А кто тебе раньше мешал это делать?

И не смешно, имей в виду. Я вот никак не могу свой рюкзак найти. (И он пополз под нарами, ищет.)

Послушай, Валерик… А вот если бы были здесь мужики?.. Ты бы тогда остался?

Зачем говорить о том, чего нет. (Скрылся снова.)

Разумно.

А! Вот он, рюкзак-то мой. Ну что — пойду я!

Полетаев, хватит дурака валять. Положи рюкзак туда, откуда ты его взял.

А кто ты, интересно, такой, чтобы мне приказывать?

Кто я такой? Я твой товарищ по несчастью. Товарищ по несчастью, вот и все, что нас с тобой связывает. Больше ничего. Только это. Но и этого достаточно для того, чтобы ты заночевал сегодня в надоевшем тебе холодном бараке. Ты меня слышишь? Этого вполне достаточно.

Ну попробуй, не отпусти меня. Я же тебя в два раза сильнее.

В этом я больше чем уверен. Странно только, что при этом ты еще и освобожден от службы в советской армии, милый мальчик… Что, никак печень больная?

Точно. Печень.

А пить с твоей печенью можно? Или с твоей печенью все можно?

С моей печенью можно все.

Так вот, одно из двух, или я сейчас тихо-мирно уйду, или же…

Или что?

Увидишь!

Ребята, ребята!

Ясно… Ну а с Мишкой попрощаться не хочешь?

Да ну… Ждать, пока он вернется.

Ничего страшного. Подождешь.

Да ну…

Подождешь… Он уже скоро… Или вот Игорек за ним сбегает. Правда, Игорек?

Ага! (Быстро уходит налево.)

Какая ты все-таки сволочь, Женечка!

Сволочь — это ты… Бросаешь друзей в беде.

Друзей?

А как же?

Ну а теперь… Когда мы с тобой одни. Одни, без этого школьника, теперь-то ты мне можешь сказать — почему ты вдруг надумал бежать. Ведь это называется бегство, что бы ты там ни говорил.

Что значит «почему»? Я уже сто раз вам всем объяснял.

Хорошо. А ты все-таки объясни в сто первый. И мне одному.

А как ты сам думаешь — почему?

А я никак не думаю. Но я уверен, что дело тут не в отвращении к холодному бараку, не так ли?

Я уже говорил…

Да, правильно, ты говорил. Но я-то уверен еще и в том, что дело тут не в большой, неодолимой тяге к родному дому.

Так в чем же тут дело, а, Полетаев?

В чем тут дело… Ну если я скажу, что здесь замешана женщина.

То я тебе ни за что не поверю. Не потащишься ты ни к одной женщине по такой грязи. Не из тех ты людей, радость моя…

Ты зато из тех.

Теперь-то нет. А был из тех.

И как давно?

Порядочно, Полетаев, порядочно.

Но мы отклонились. С минуты на минуту Вереникину надоест мерзнуть в уборной. Я жду от тебя самого честного и откровенного ответа, на который ты только способен.

Черт с тобой!

Ну!

Черт с тобой! Поехали вместе!

Нет, этот номер у тебя не пройдет.

Поедем. Я тебе по дороге все объясню.

Объясни мне сейчас.

Мы теряем время.

Ты сам его тянешь.

Ах ты так…

Мужики, чаще ходите в уборную — все новости будете знать. Я там сейчас газетку отыскал… (Читает заголовки.) «Фабрика вторых блюд»… «Так велело сердце»… «Смотрели и поражались»… «Как овощи хранить»… «Весомый вклад студентов»… Ну а кто у нас нынче умер. Ага! Есть и такие. Зачитываю: «Ленинградский технологический институт холодильной промышленности с прискорбием сообщает о смерти одного из старейших сотрудников института, доцента Николая Антоновича Кяо и выражает соболезнование родным и друзьям покойного». Нет, как вам нравится фамилия: Кяо. Он правильно сделал, что умер. Разве можно жить с такой жуткой фамилией?

Интереснее всего, что у покойного были друзья.

А с чего ты взял?

Ну там же написано: родным и друзьям… А обычно пишут родным и близким. Наверное, у Николая Антоновича Кяо было уж очень много друзей, раз для него сделали такое исключение.

А впрочем… Черт с ними, с мертвыми. Лучше поговорим о живых. Я слышал, кто-то тут собирался нас покинуть. Ты, Валера?

Да, я, а что?

Но я же тебе сказал, чтобы ты выбросил это из своей дурной головы.

А иди ты…

А грубить-то зачем?

А затем что…

Одну минутку! Миша, не надо шуметь. Видишь ли, тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. А на первый взгляд всем всегда кажется очень просто… Или непонятно… Или странно. А потом оказывается… Давай, Полетаев, выкладывай!

Полетаев, кому говорят!

Ну хорошо. Кирсанов только что сказал, что тут все не так просто. Почему же не просто. Все как раз очень просто, и на первый и на десятый взгляд. Тут все дело в местных.

В местных? В каких еще местных? Что-то я ничего не понимаю.

Ну конечно же, в них. Как только вы мне сказали, что сегодня суббота, я сразу же о них вспомнил.

А про кого это «про них»?

Не томи, Полетаев!

Надеюсь, вы еще помните, что тут было неделю тому назад? Вспомните, я вас очень прошу.

А что здесь было неделю тому назад?

Правильно, ты не помнишь, ты тогда напился и спал без задних ног. Зато вот Женя у нас все хорошо помнит, я думаю.

Я понял. Он имеет в виду местных ребят, тех, что приезжали на той неделе.

Ах да, действительно… Ты же мне потом рассказывал. Ну и при чем тут они?

Я начну по порядку.

Хотелось бы…

Я начну по порядку, хоть у нас у всех — очень мало времени. Заметьте себе: уже двенадцатый час!

Да, двенадцатый час… Ну так что?

Ну так вот. Ровно неделю тому назад… Как раз в прошлую субботу… здесь побывала эта кодла из нашего гостеприимного совхоза… Что они тут делали, вы и без меня знаете…

Да, надо сказать, что трудовое крестьянство показало себя не с самой лучшей стороны.

Если вы помните, особенно не повезло…

Ближе к делу!

Я повторяю: особенно не повезло Ирочке Максимовой.

И не говори.

Я просил, я же просил…

Дальше. Предводителя этих скобарей.

Не надо так, Валерик. И они тоже люди. Вроде нас с тобой. Следите, мужики, — в цирке представление «Славим землю молодости». Вот бы сходить. Я давно так в цирке не был.

Да оторвись ты от своей газеты… Его удалось захватить и даже сдать в милицию…

Мы это и без тебя знаем. И то, что у парня возникли большие неприятности, — это мы знаем тоже. А вот в театре драмы и комедии сегодня идет «Трамвай желания». Странное какое-то название… Как говорится: что бы это значило?

Вы знаете, но вы не знаете всего.

Выключили бы радио. Все равно его никто не слушает.

Да замолчите. Я же для вас рассказываю. На завтра после всех этих событий…

Хватит. Хватит.

Очень печальных событий, я бы сказал.

Я тебя убью!

На завтра я ходил на почту. Телеграмму отправлял. У тети день рождения. Ну вот… Пожелал ей здоровья и счастья в личной жизни, все как полагается. Потом завернул пива попить. А там стояли двое местных. Тех самых, да… Они отозвали меня в сторону, попросили сигарету — взяли, кстати, целых три — и сказали примерно следующее: цитирую по памяти—«можешь передать твоим дружкам, что в субботу на той неделе мы к вам снова наведаемся». Сказали: «мы вам за этого, ну как же его… Колю или Петю… мы вам за него отомстим».

Так и сказали?

Так и сказали. Смысл был такой, а словесное обрамление я не привожу. Это уже из области народного фольклора.

Теперь я все понял.

Молодец! Теперь все все поняли.

Я понял… Валера… Ты же трус. Самый настоящий.

Да подожди ты со своими моральными выводами, милый мальчик. Я еще, помню, посмеялся тогда над ними… Про себя, конечно.

Ну разумеется.

Что?

А все то же.

Дурак! Я еще, помню, подумал: приезжайте, приезжайте, ребятки, мы-то в субботу после обеда отсюда сваливаем. Ну вот… и надо же было такому случиться, что мы с вами… А я еще на машину надеялся, дурак!

Да ну. Это они просто так… На испуг брали.

Думаешь?

Мало ли кто чего скажет. Да они уже давным-давно забыли про нас…

Ты уверен?

Опыт номер три.

Здорово мы попались, ничего не скажешь.

Подожди! Мы еще не попались. Мы еще можем преспокойненько уехать в город.

А что же ты раньше-то не сказал, а, Полетаев? Все тянул чего-то. Почему?

А какая тебе разница?

Разница есть. Ты что — не хотел, чтобы мы тебя трусом посчитали! Как Орешников…

Можно и так сказать…

Ишь ты, какой хитрый. Трус — это слишком просто для тебя. А упрощать мне надоело. Трусость — это ладно, это еще можно понять. Ты не трус, а ты… Ты даже не предатель. Какие-то все банальные слова лезут… Ну ладно. Значит, главное, чтоб другие не считали. А сам себе — ничего, простишь невольный грех? Ты же страшный человек, Полетаев, ты это знаешь?

Жень… Вот мы приедем в город, соберем комсомольское собрание, и ты там все это скажешь.

А я говорю это тебе здесь, сейчас.

Хватит трепаться! Лучше придумайте какой-нибудь выход из положения.

Лично я знаю только один выход.

Но нам нельзя уехать!

Вот-вот…

Ты понимаешь это слово «нельзя»?

Ты понимаешь?

Я понимаю, но больше всего на свете не люблю, когда меня бьют по лицу и по другим частям тела. Да еще ногами.

Ты трус, вот ты кто.

Валерик, вот кто у нас будет выступать на комсомольском собрании. Вот кто у нас все о всех знает. А впрочем… Впрочем, нет, он не сделает этого. Так или иначе… Если он останется здесь, то ему уже к раннему утру будет не до этого. Если же он поедет в город, то тоже не сможет выступать, ему просто нечего будет сказать.

Тихо все!

И так тихо.

Голосуем? Кто за то, чтобы ехать?

Я за.

Один. А кто за то, чтобы оставаться?

Я.

Тоже один. Кирсанов!

Не решил еще… Не знаю…

Решай быстро.

А сам-то ты как?

Я… Я тоже еще не решил.

А когда они приехали в прошлый раз?

В час ночи.

Запомнил?

Как видишь!

Ну так что? Ну так что?!

А если телефон… позвонить…

Иди, звони в двенадцатом часу ночи, а я на тебя посмотрю.

Да не в этом дело. Куда ты хочешь звонить? Папе с мамой? Куда?

Я не знаю.

Чего ж ты тогда?

Время! Время!

Между прочим, они с таким же успехом могут и по дороге напасть.

Ничего. Мы пойдем по шоссе. Там светло. Машины ходят, люди.

Игорек, видишь, как ты в нем ошибся, когда взял и назвал его трусом. Еще неизвестно, на что требуется больше смелости: на то, чтобы сидеть в бараке в компании своих лучших друзей, или на то, чтобы идти одному по пустому темному шоссе, где на каждом шагу…

А этому все смешно.

В том-то и дело.

Все. Хватит обсуждений. Я ухожу. У меня больше нет времени ждать.

Пусть уходит… Держать его глупо…

Пусть… Я привык…

Уходи, раз ты такой трус.

А вы оставайтесь, раз вы такие смелые. Позвоните завтра, расскажете. Знаете мой телефон? Ну пока!

Спокойной вам ночи, приятного сна. Желаю увидеть козла и осла. (Уходит.)

Козла до полночи, осла до утра. Спокойной вам ночи, приятного сна.

Испугался!

Я же сказал: не надо упрощать. Откуда ты знаешь — может быть, он сам от этого мучается…

И ничего не мучается, не выдумывай… Сбежал и рад, что сбежал.

Да? Ну тогда ему легче.

Что делать будем, а?

Вопрос достаточно резонный. Дело теперь за ответом.

Я почему-то думаю так, что…

Ну говори уже, не бойся… Говори!

В общем…

Ну, ну!

В общем, Валера, Полетаев был прав.

Что?

Да, да! и нечего на меня смотреть. Он был прав, когда говорил, что нам нужно скорее отсюда сматываться. (Вереникин нырнул под нары.)

Мишель, а Полетаев мог ведь и преувеличить опасность. У страха как известно…

Я считаю, всегда лучше преувеличивать опасность, чем преуменьшать ее. (Полез обратно.) У кого тут сколько книг?!

А ты начал интересно мыслить, Вереникин. Да, чего только не делает с человеком опасность. Особенно такая вот, неизвестная, неясная опасность, которой, может быть, и нет на самом деле.

А если подумать: что они нам могут сделать такого особенного? Ведь их главным образом интересовали тогда, наши… наши…

Наши девочки. Да.

Ну вот. Значит, мы вряд ли представляем для них большой интерес.

Интереса мы для них не представляем никакого. Как и они для нас. И это хуже всего. Отсюда все несчастья.

Вы забываете самое главное. Они же не просто так приедут, как в тот раз, не за девочками, нет. Они приедут нам мстить. Это раз в сто хуже.

Иными словами, ты решил ехать?

Нет еще. (Вылез из-под нар с рюкзаком.)

А почему ты тогда рюкзак взял?

Я еще не решил, русским языком вам говорят.

О! А что если мы будем сопротивляться? Каково предложение?!

Что ты еще умного скажешь? Трое. Вернее, двое… против всей этой оравы. Не смеши меня!

Послушайте, вы же не о том все время говорите! Ведь нам же поручили.

Ну и так далее.

Да, да, и так далее. Вы забыли о том, что мы остались здесь не по собственному желанию, не ради самих себя, а…

А ради чего?

Игорек хочет сказать, что на нас с вами возложен патриотический долг, который мы должны выполнить во что бы то ни стало.

Слушай, Игорек. Если ты это хотел сказать…

Да, это, это!

Тогда ты меня извини, но это — бред сивой кобылы. Ну несопоставимо же, пойми. Эти чертовы матрацы и…

И что?

Пойми, Игорек… Даже если они вдруг пропадут, во что я очень мало верю — кому они нужны, хотел бы я знать, — даже в этом случае ничего страшного не произойдет. Матрацы же, не что-нибудь…

Но какая же принципиальная разница?

Неплохо, Игорек, неплохо.

Жень, не могу я больше с ним разговаривать. Он только время тянет. Живо собирайтесь и пойдем.

Все вместе?

Ну разумеется.

Мишель, а ты настоящий товарищ.

Не в этом дело. Я ведь за вас перед начальством отвечаю.

За нас или за матрацы?

Браво!

И за то и за другое. Игорек, лучше скажи мне, ты вещи собрал? Не собрал, конечно.

Не заметно, чтобы ты отвечал за матрацы.

Значит, опять все сначала? Ну так вот, что я тебе скажу… Если тебе так уж хочется за них отвечать, сделай милость, возьми это на себя. В качестве общественного поручения. Вот. А я еду сейчас в город и укладываюсь в постель с любимой женой. Устраивает?

Что я могу сказать? Если ты действительно соскучился по жене.

Еще один такой ответ, и я окончательно уверую в человеческую доброту и сам себе при этом позавидую. Сначала: Николай Антонович Кяо, у которого, оказывается, было много друзей, теперь это… Чудеса, да и только.

Да, Игорек, я очень соскучился по жене. Очень… Я так по ней истосковался… Но что толку? Она у меня, Игорек, на седьмом месяце. Так что вся моя… скука… и вся моя тоска… они ведь теперь… без пользы.

Ну вот… Готово дело! Что-то не получается уверовать.

А я не понял… Что значит — без пользы?

А ну тебя! Я поехал. Кто со мной за компашку?

Кирсанов, а ты?

Ну не хотите — как хотите. Тогда — до встречи. До первого октября. Расскажете потом, как вы провели здесь эту чудную ночь в конце сентября месяца. Только нам с Полетаевым. И только на ухо.

Ну чего вы молчите-то… Сказали бы, как воспитанные люди: «До свидания, Михаил Васильевич, счастливого вам пути». Ай! Я бы с великим удовольствием остался, что вы думаете? К любимой жене меня ведь абсолютно не тянет. Это такое страшилище, доложу я вам… Да… Особенно теперь, когда… Но эти чертовы местные, они все-таки по- хуже. Все-таки…

Единственная просьба. Возьми с собой транзистор. Полетаев забыл. Ты его раньше нас увидишь.

Да ну его, таскаться с ним. Ничего. Переживет. Ему богатые родители новый купят… Правда ведь?

(Кричит.) Ну скажите что-нибудь?

А в армии это называется…

Правильно! Но я демобилизовался год тому назад, пора бы знать. (Ушел, хлопнув дверью.)

Вот от кого не ожидал!

Не бери в голову, Игорек. Вот я больше никогда не буду принимать такие вещи близко к сердцу. Потому что теперь я твердо знаю, чего я вправе ожидать от всех окружающих меня людей… Вот если бы он остался… Вдруг, ни с того ни с сего… и если бы еще остался Полетаев — я бы сидел и удивлялся… А так… Ей-богу, это ерунда… Важно другое… Гораздо важнее другое… Другое — это то, чего ты вправе ждать от самого себя. Вот в этом вопросе никак нельзя ошибаться, запомни!

А дождь-то сильнее стал. Они не приедут.

Дай бог!.. Дай бог…

А что мы с тобой будем делать, если они все-таки… Я задал дурацкий вопрос, тебе не кажется? Уверяю тебя: ход этого мероприятия не будет от нас с тобой зависеть.

Они будут нас бить?

Думаю, что да. Их тоже надо понять. Это единственное, что им остается.

А может быть, мы сумеем с ними как-то договориться?

Едва ли… Мы могли бы как-то договориться с ними, если бы нас тут было бы в два раза больше, чем их. Только в этом случае. Но увы, увы…

Мне почему-то кажется, что они не приедут.

Ты что же, веришь в судьбу?

Да нет, что ты?!

Ах да, я забыл. Вас ведь в школе этому не учили. Вас в школе учили анатомии и физиологии человека, верно?

Не только. Нас всему учили.

Вас правильно учили. Никакой судьбы на свете нет. И нет ничего мало-мальски на нее похожего. Одна физиология и больше ничего.

Ты знаешь, а наша школа вообще считалась лучшей во всем районе.

А все-таки тебе здорово заморочили там голову. В твоей наилучшей школе. Как ты сказал: во всем районе?

Да, во всем районе, а что?

Ничего. Масштаб только маленький, так-то.

Если ты еще раз скажешь что-нибудь плохое о нашей школе…

Сколько времени? У меня часы отстают. Полетаев был прав.

Двенадцать… Без пяти…

Много…

А вот скажи мне, Орешников, такую вещь… А вот если бы так все случилось, если бы все… вообще все уехали?

То есть… если бы и ты уехал?

Ну предположим. Чтобы ты все-таки тогда делал? Ты бы остался?

Все равно бы остался.

А почему? Ведь Вереникин, в сущности, прав. Можно с ним не соглашаться и все такое, но, так или иначе, матрацы твои — это чепуха. Так вот ты скажи мне, что тебя здесь удерживает: матрацы эти дурацкие в разноцветную полоску или же… ну, я не знаю… Как же это называется… Чувство долга, скажем так.

А разве это не одно и тоже?

Ты знаешь, не совсем.

А ты что — очень хочешь к ней? Я бы на твоем месте…

Не надо тебе на мое место. Не советую.

Ну что же, Игорек, давай будем готовиться ко сну. По идее нам с тобой надо было бы помолиться на ночь, но…

И опять ты со своими пошлостями.

Почему с пошлостями?

Помочиться — ты сказал?

Да… Помочиться… Ты все правильно понял. Иди… Делай то, что привык делать на ночь… Да, один момент! Вот как по-твоему, Игорек… Вам, наверное, в школе вашей про это рассказывали… Есть ли на свете люди, совершенно неспособные ни на один нехороший поступок, ни на одну гадость, ни на одно предательство…

А как же! Ты — что?

А я тебе говорю, что таких людей нет. (Вскочил на нары.) Нет! Нет! Способны все. И на все. Все до одного. Каждый. Потому что один хам, а другой трус, а третий — скотина. Да это еще и перемешано ко всему прочему… Потому что это все у человека в крови и без этого он не может… и не было у Николая Антоновича Кяо никаких друзей. Никогда не было. Они появились у него только вчера. (После паузы.) Но если ты веришь, ты — верь. Ты — молодец. Если ты действительно веришь.

Да, да… Я сейчас… Я мигом… Я только в уборную сбегаю и назад…

С книгами это, наверное, Орешникова…

Зачем я столько взял? Тут же половина ненужных.