Не только славянам

В 1986 году американский профсоюз актеров театра и кино запустил кампанию The Non-Traditional Casting Project. Целью было открыть доступ в индустрию тем, кто из нее почти исключен: профессионалам африканского, азиатского, карибского, латинского, индийского происхождения, коренным жителям американского континента, женщинам, людям с нарушениями слуха или особыми потребностями — то есть миноритариям. Профсоюз сражался за то, чтобы все они получили право играть любые роли, в которых раса, этничность, гендер или физические возможности не определяют персонажа или сюжет пьесы полностью.

Позже такой кастинг стали называть кастингом вслепую, blind casting, — и критиковать. Даже если у режиссеров и кастинг-директоров получилось избавиться от стереотипов, на зрительское восприятие они все равно влияют. Поэтому сейчас на смену приходит кастинг сознательный, conscious casting, учитывающий три вещи. Во-первых, сложившиеся в обществе стереотипы о миноритариях, которые могут влиять на восприятие художественного смысла зрителями. Во-вторых, совпадение актерского опыта с опытом персонажа, что может определять исполнение роли. В-третьих, текущее положение миноритариев внутри театральной индустрии. Вот пять главных вопросов, которые сегодня возникают перед людьми, ответственными за кастинг и постановку, и не всегда имеют регламентированные ответы и инструкции.

1. Почему персонажа-миноритария должен играть актер-миноритарий?

Вспомните с ходу одну-две пьесы, в которых среди героев есть трансгендерный персонаж? Чуть проще: персонаж с особыми физическими потребностями, например слабослышащий или с синдромом Дауна? Еще немного проще: персонаж кавказского или центральноазиатского происхождения или кто-то ясно маркированный, например, как татарин или якутка? Сравните получившийся список названий с количеством пьес, где все персонажи очевидно белые, цисгендерные и без особых потребностей. На их роли, за редким исключением, актеров из миноритарных групп не пригласят. То есть постановки, в которых опыт персонажа в чем-то заметно совпадает с собственным опытом миноритариев, остаются для них главной возможностью попасть в индустрию, зарабатывать в ней и считаться профессионалами. Соответственно, если мы стремимся к разнообразию и равенству в театре, в безусловном приоритете при кастинге на миноритарные роли должны быть миноритарные актеры.

Но усложним задачу. На фестивале «Любимовка-2020» прочитают пять постколониальных пьес. «Название не помню» Катерины Пеньковой — о жизни на украинско-польской и украинско-российской границах, «запись прерывается» Элины Петровой — о татарскости, «Республика» Сергея Давыдова — об этнических русских с таджикистанским гражданством, «Big in Japan» Исмаила Имана — о бакинских прекариях, «Паспорт» Айнур Карим — о двух казахстанских семьях разных классов. На «Любимовке» режиссер и актеры не получают гонорары за постановку читки и участие. Поэтому, даже если приглашенные режиссеры сознательно соберут миноритарный каст, сложно будет назвать это полноценной профессионализацией задействованных актеров. Хотя, конечно, на фестивале завязываются знакомства, а одна лучшая команда получает грант на постановку спектакля.

Прямо противоположная ситуация — спектакль по пьесе о миноритариях в крупном государственном театре. Стоит ли привлечь в него актеров-звезд, на которых точно пойдут зрители? Это звучит разумно, но еще интереснее замечать и задействовать стертый опыт звезд — например, целой толпы тех, кто начинал в ташкентском «Ильхоме», от Виктора Вержбицкого и Алексея Франдетти до Тимура Бекмамбетова. Какие спектакли на больших сценах мы могли бы смотреть, если бы этот их опыт оказался востребованным? Внимательность к социально значимым деталям в биографии должна стать нормой в театральном образовании и драматургии: это важный мост от наскучивших фантазий к разговору о современности, о том, что вокруг нас здесь и сейчас.

Отдельно нужно сказать о спектаклях не по пьесам — например, о театре горожан, в котором часто участвуют представители разных особых групп, но не актеры. Спектакли с участием горожан расширяют тематический и формальный диапазон театра, но не решают проблему профессионализации миноритариев. Горожанам, как правило, не платят, и мало кто из них рассчитывает продолжать карьеру в театре. А если говорить про карьеру миноритариев-актеров, то здесь нужно начинать с театрального образования. Например, в Британии студентов театральных академий перестали переучивать на литературный британский английский — вместо этого они осваивают способы говорить, которыми пользуются в разных регионах страны, как равноценные. Другой пример — попытка перепридумать систему тембров в оперном театре, в которой женские и мужские партии жестко маркированы. Небинарный либреттист, исполнитель и педагог Эйден Фельткамп предлагает заменить привычные сопрано и теноров на внегендерные типы голосов, которые можно описывать с помощью диапазона (самая высокая и самая низкая доступные ноты), способности петь большие интервалы (переходить от одной ноты к существенно более низкой или высокой) и возможности сочетать голос с камерным или симфоническим оркестром.

2. Должны ли идентичность и опыт актера полностью соответствовать персонажу?

Если режиссер приглашает на роль трансгендерной женщины трансгендерного мужчину, то это, бесспорно, помогает профессионализации транс*персон в индустрии. Но одновременно это создает путаницу в понятиях: так, получается, транс*женщина — это та, кого при рождении назвали девочкой, но кто теперь выглядит вроде как мужчина? Нет, мы говорим о транс*персонах в том гендере, которым они наделяют себя сейчас, а спектакль зачем-то ставит это правило под вопрос.

Другая ситуация — уже реальная, а не гипотетическая: может ли юриста-казаха, который работает в Москве, играть актер-татарин, который вырос в Ташкенте? Так планирует поступить режиссер Талгат Баталов в спектакле по прошлогодней пьесе «Алдар» Олжаса Жанайдарова. Как критик я должна оценить этот ход, но вместо этого ощущаю полную собственную некомпетентность. Я не знаю, как на социализацию в Москве влияют казахское и татарское происхождение, узбекистанское прошлое и казахстанское гражданство. Лучшим решением было бы собрать панель экспертов с релевантным опытом (и обязательно заплатить участникам, чтобы способствовать профессионализации, а не эксплуатации). Если бы я оказалась в такой ситуации не как критик, а как художница, то есть ставила бы такую пьесу, я посоветовалась бы с драматургом и людьми из сообществ, о которых я решила рассказать. С работой на чувствительную тему нужно подождать, если вы сами не тот миноритарий, о каких идет речь в постановке, и если у вас нет ни одного знакомого в нужных миноритарных сообществах. Еще один стопроцентный сигнал — если консультанты советуют вам что-то поменять, а вы к ним не прислушиваетесь.

А что, если у актера настолько сложная идентичность, что ее упрощают все написанные на сегодняшний момент роли? Работники британских и американских театров, где институт кастинга более формализован и прозрачен, советуют драматургам ходить на кастинги и обращать внимание на тех, кто никогда не получает роли. А потом писать пьесы специально для этих актеров. В России, наверное, эту операцию придется провернуть в голове, но от этого идея не становится менее изящной. Драматургия — это в том числе создание рабочих мест.

3. Почему актеры-миноритарии могут играть всех персонажей?

Поговорим, наконец, не только о спектаклях по современным текстам. Сознательный кастинг — редкая причина, которая превращает переписывание классики в задачу интересную и небессмысленную.

Во-первых, это очередное упражнение против инерции: попробуйте поискать в классических пьесах прямые указания на то, что персонажи именно цис-, а не транс*персоны, что у них нет особых потребностей и что они представители титульных наций, как мы привыкли считать. Можно возразить, что идея медицинского перехода и, соответственно, трансгендерности оформилась только в 1970-е годы. Но кросс-дрессеры (те, кто переодевались в одежду других гендеров и на этом строили свой публичный образ. — Прим. ред.) существовали и раньше. А еще в пьесах и либретто не то чтобы прямым текстом написано, какие у персонажа половые органы и кем его или ее записали при рождении. Так же и с физическими или ментальными особенностями: допустим, персонаж быстро бегает, из чего можно сделать вывод, что вряд ли он с инвалидностью. Но во многих пьесах персонажи, например, просто сидят. В общем, вместо быстрых предположений теперь нужно собирать улики, которых иногда и не найти.

Во-вторых, многие классические пьесы демонстрируют многоступенчатые, сложные, но ясные структуры власти и подчинения. Интересно разбирать эти иерархии схематически, а затем искать соответствия между позициями героев и положением современных миноритариев. В больших пьесах, как правило, тот, кто подчиняется одним, в то же время управляет другими, поэтому созданный мир получается неодномерным. Главное — замечать именно взаимоотношения героев. То есть просто пригласить на главную мужскую роль женщину недостаточно, нужно не полениться в деталях продумать, как от этого перестроится или пошатнется структура отношений в пьесе.

Постановками классических пьес с участием этнических миноритариев системно занимаются национальные драматические театры в регионах. Думаю, пришло время оценить эти площадки как пространство с большим потенциалом для острых высказываний и расширения занятости миноритариев в театре в принципе. Отдельно скажу, что не стоит приглашать миноритариев только на роли сказочных, внеземных существ или, наоборот, чудищ и монстров.

4. Почему плохо, если на сцене только один человек из миноритарной группы?

Пока индустрия неразнообразна и неинклюзивна, миноритарии на сцене приковывают зрительское внимание. И часто по инерции мы думаем, что один актер или персонаж выражает опыт и позиции всей группы. Причем саму группу зрители могут формировать по-разному. Например, все среднеазиаты, или все мигранты, или все «восточные люди» вообще. Все трансмужчины до перехода, или все трансмужчины, или все трансгендерные люди. Все слабослышащие без слуховых аппаратов, или все слабослышащие, или все люди с особыми физическими потребностями.

Гораздо интереснее, когда в спектакле показаны различия, неоднородность внутри группы. Это возможно, если персонажей — представителей этой группы как минимум двое. Тогда они становятся не символами, а живыми сложными людьми (кстати, еще драматурги-активисты призывают не выписывать миноритариев идеальными из сочувствия, а показывать их слабости, эмоции, ошибки). Еще интереснее, если на сцене есть актер или персонаж из доминантной группы, который занимает ту же позицию, что и миноритарий. Это может быть и идеологическая позиция, и позиция в иерархии. Так можно указать на сходство там, где принято проводить границы, то есть искать повод для солидарности, а не только обособлять миноритарные группы.

5. Почему режиссерам из доминирующих групп нужно звать актеров-миноритариев?

Самый короткий ответ: цисгендерных белых нейротипичных режиссеров-мужчин без инвалидности настолько больше, чем всех остальных, что, если они не будут звать миноритариев, те просто никогда не достигнут такого же положения в индустрии. Доступ всех к режиссерскому образованию тоже никто не отменял. В Стэнфорде и Принстоне уже требуют ввести процентные квоты и обязательные антирасистские тренинги для студентов и преподавателей. Чем же ГИТИС хуже? Даже когда обесценивание, унижения и домогательства в театральных вузах страны прекратятся, пользы будет мало, если на этих новых сейфспейс-облачках останутся одни белые мальчики. Чтобы не пришлось потом с них падать, лучше по-честному подвинуться — а точнее, кооперироваться уже сейчас.

Еще по теме:

💁🏿‍♀️ «Color-Conscious Casting», «Three Questions to Ask», «Towards a Framework for Responsible Trans Casting», «Conscious Casting and Letting Playwrights Lead», «May I Play A Character From Another Race?»
На основе этих четырех текстов я сформулировала пять своих основных вопросов.

🤦🏽 «„Ты должна быть лучше, чем они“: как работает расизм в России»
Эксплейнер Ланы Узарашвили о том, как в России относятся к мигрантам, мусульманам и людям, которые выглядят вроде бы как русские, но у них, например, грузинская фамилия.

🙋🏽‍♀️ «Тебе никто не верит. В этом сила транс*сообщества»
Интервью с транс*персонами, которые работают в российской театральной индустрии и меняют ее. 💪

💁🏿‍♂️ «Социальный театр в России. Сборник материалов по итогам I Форума-фестиваля социального театра „Особый взгляд“»
Рассказы режиссеров о том, как они работали над спектаклями, в первую очередь с участием и для людей с разными особыми потребностями, а также других социальных групп.

🤦‍♀️ «Могут ли кошки играть только кошек?»
Базовая лекция Ады Мухиной на основе ее исследования о принципах кастинга в британском театре сейчас; я сама заинтересовалась темой кастинга во многом благодаря разговорам с Адой, так что хочу сказать ей отдельное спасибо.

🙋🏻‍♂️ «Неформат»
Документальный проект Анастасии Патлай, Наны Гринштейн и пятерых актеров с нерусскими этническими бэкграундами о «российском театре и кино как зеркале ксенофобии и моноэтничной культурной политики».