«Мы ищем пьесы, которые никто и никогда не согласится ставить»

Перенесемся в Нижний Тагил Свердловской области, в май 2013 года. Мы в некой квартире, где ночью пьют плохое крепкое пиво, заедают его копченой килькой, проглатывая куски с костями, но не трогая головы, хаотично включают обрывки музыки в аудиозаписях во «ВК» и говорят на темы тех давно ушедших дней. Однажды я проснулся и поспешил покинуть это место, попутно найдя в заметках в телефоне написанную в пьяном беспамятстве пьесу. Так начался мой драматургический путь, андеграундные постановки, знакомство с системой российских конкурсов пьес и завлитство в Ачинском театре.

Премия «Ним» была изначально задумана как конкурс для людей, которые чувствуют свою органическую чужесть по отношению к имеющейся ситуации вокруг написания пьес и предполагаемых путей их продвижения. Как нечто за пределами списков «Как надо и как не надо писать пьесы», за пределами типичных ожиданий от пьес ноунеймов, что-то далекое от общих мест культуры. Я на голубом глазу хотел сформировать драматургический андеграунд, но впоследствии цели и концепция изменились.

Условия конкурса просты: мы ищем пьесу, которую никто и никогда не согласится ставить. Приз — две тысячи моих личных рублей и читка или перформанс, или иная форма представления. У премии нет каких-либо географических, языковых, содержательных или формальных ограничений.

Мы проводим «Ним» уже в третий раз, и теперь ее сверхмиссия сводится скорее к адресной поддержке тех, кому она в данный момент положена по некой сверхчеловеческой логике. Безусловно, тексты читаются в соответствии с внутренними и внешними, субъективными и объективными критериями, и победитель выбирается по пьесе. Но подспудно главный тезис «Нима» звучит так: люди больше, чем тексты. Поэтому перед нами стоит действительно нетривиальная задача по сложности равная разгадке коана в дзене — выбрать пьесу, опираясь на фиктивные характеристики и преодолевая их. Неправильная пьеса? А есть правильные? Никто не согласится ставить? А почему тогда победителей первого и второго «Нима» поставили?

«Ним» — это, с одной стороны, одноименное священное дерево: гигантский ним вырастает из маленького семечка и служит «маленьким целям» — из него делают четки и аромамасла. С другой — это часть неправильно услышанной фразы из какого-то фильма, типа «ним вы найдете все». По-моему, это говорит торговец с Татуина из «Звездных войн», эпизод «Призрачная угроза». То есть «Ним» — это и случайные, и значимые вещи, важные в своей малости и великие в своей невписанности куда-либо. Кажется, набравшись пафоса, я нащупал этой премией какой-то органически свойственный мне концепт бедного культуртрегерства, когда хочешь сделать для кого-то что-то доброе/благое, но у тебя нет для этого ресурсов. Поэтому я и употребляю термин «сверхчеловеческая логика», то есть верю, что, если какому-то драматургу что-то в твоей премии положено, он это получит — вне зависимости от того, обладаешь ли ты, скромный организатор, этим чем-то.

У меня есть некоторое представление, как отбирать пьесы, но оно постоянно меняется. Критерии сложно сформулировать, не скатываясь до банального «Ну, я слежу за драматургическим процессом и смогу выцепить новое/неправильное — форму, тип письма, тему и так далее». Но я попробую составить список, выстроив пункты по значимости от менее важного:

• Внешний облик пьесы

Насколько он провоцирует к чтению/нечтению? Насколько оригинальна/неоригинальна проявленность/непроявленность драматурга и его, извините, властных амбиций в ремарках, структуре, подборе инструментов письма? Насколько внешняя сторона влияет на взаимодействие с пьесой при чтении или в режиссуре?

• Использование больше чем одной фишки, приема, прикола

Мне кажется, строить произведение на чем-то одном, даже ультрапрорывном — это в какой-то степени «низкий жанр». То есть, конечно, я знаю пьесы, состоящие, например, только из классного метода документации и не предлагающие чего-то еще. Это может быть продолжительная фиксация звуковысотности падения капель из крана, тотальное запечатление текстов, которые человек встречает в быту за час, или оформление пьесы как домовой книги. Может показаться вкусовщиной, но я правда считаю, что единичные жесты-инструменты отнимают у пьесы несколько десятилетий, старят на шкале современности.

• Тщательная работа с темой, избегание мышления «общим культурным местом» (или ссылок на него) или драматургически проявленная причина обращения к «общему культурному месту»

За этой формулировкой скрывается поиск упрямства автора: насколько он привязан/не привязан к консенсусному культурному контексту. Произведение говорит опытом и реальностями, неснятой информацией. В этом смысле конкретные ссылки в сюжете, речи персонажей или еще где-то на, допустим, какого-нибудь Делеза, требуют, мягко говоря, обоснованности. Чтобы было не западло на них натыкаться, принимать их как часть вселенной пьесы и, что самое сомнительное, по ним переходить.

Ежегодно я читаю большие массивы текстов, и сейчас меня очень интересует постепенное вкрадчивое проявление в современной драматургии, российской и зарубежной, нескольких процессов, которые, как мне хотелось бы думать, будут определяющими в глобальном ближайшем будущем театра. Можно расценивать это как предсказание и делать скриншоты.

• разработка стратегий сообщения об опыте внеконфессиональной и «новой конфессиональной», то есть по-новому воспринятой, религиозности

Думаю, это важный процесс, параллельный процессу преодоления глубинной всеобщей культофобии. В драматургии все чаще встречается интерес к мистицизму — через построение сакральных реальностей, не тождественных реальностям Священных Писаний массовых религий, но и непохожих на уже существующие не клирикальные учения. Это драматургия как духовная практика.

• изобретение существ и методов изобретения существ

XXI веку нужны свои кентавры и понимание, как их получать.

• разработка вариантов перехода от документального зрительского воображения к воображению другого

От «слышу — воображаю» к «слышу — вижу — перенимаю метод воображения».

• реабилитация малой формы

Предвижу взрыв малой формы и интереса к ней.

• визуальность ремарок

Авторы все чаще привносят в тело пьесы визуальное, хотя театр заточен на других производителей визуального — художника и режиссера.

Итоги первого «Нима» 2017 года мы подводили в Санкт-Петербурге в арт-центре «Борей» на заседании самого фееричного из мыслимых киноклубов «Братья Люмьер» Овсея Взв при поддержке библиотеки самиздата «Библиотека Трамп». В тот год победили сразу две пьесы — «Разговоры на кухне» Аглаи Юрьевой и «Карась» Марины Дадыченко. Помню, как после читок я торжественно вручил победительницам — а все это происходило в прокуренном подвале на Лиговском — по конверту с тысячей рублей в каждом. Это были наши с женой — Еленой Ионовой, которая выступила режиссером и художником читки «Карася» — последние деньги, и я не знал, на что завтра буду покупать еду. Кстати, на следующий же день меня повысили на работе и дали неплохой по тем меркам аванс.

Итогом второго «Нима» стал спектакль в московском театре «Практика», который поставили на лаборатории «Практика постдраматурга» (сессия драматург+композитор). Мы создали его с Елизаветой Згирской и Еленой Ионовой по пьесе «Plays Without Words and Action» малайзийской драматургини Джуно Хоай-Ферн. Джуно, кстати, впоследствии посетила Россию, а именно фестиваль «Метадрама» во Владивостоке. Его организатор Виктория Костюкевич (Викентий Брызь) и вручила ей заслуженные две тысячи рублей. На второй «Ним» пришло много классных небольших пьес, которые натолкнули меня на мысль сделать «Антологию современной русскоязычной малоформатной драматургии», которой, к сожалению, не суждено было воплотиться на бумаге. За исключением одного экземпляра, героически распечатанного на библиотечном принтере драматургом Анной Батуриной в Екатеринбурге для участия в уральском мини-фестивале зинов «Самопал».

Третий «Ним» был объявлен в Ачинске, первую пьесу я получил минут через пять после публикации анонса в FB-группе Playwriting UK. Я приложу ее здесь целиком с разрешения автора Роба Бербиджа (Rob Burbidge). Это очень простой английский, поэтому я решил не переводить, но если вам нужна помощь, напишите мне на почту pos.vostok@gmail.com.

В этот раз я предложил трем людям, за чьим творчеством увлеченно слежу, стать членами жюри. Это драматург, сценарист, художник Марина Дадыченко, режиссер и постдраматург Андрей Жиганов и Миша Левин, постдраматург, клоун, художник и основатель Федерации психосквоша России. К моему удивлению, все они согласились, и это очень увлекательно — выйти из-под гегемонии собственной оптики, хотя я и не уверен, что смог интересно и правильно организовать наше взаимодействие и вообще работу жюри. Мы составили гигантскую таблицу с комментариями к пьесам, у каждого была своя система оценок: от числовой до «ок, норм, хз». По этой монструозной таблице мы и определяли лонг и шорт. Пьес пришло около 250, больше половины — на английском. В прошлые годы были тексты на испанском, французском и башкирском, приходилось искать консультантов по этим языкам. Что только не присылают: пьесы, басни, стихи, коллективные сборники от издательств, научные статьи и претензии — мол, «я победитель всех конкурсов на земле, но не выигрывал у вас ни разу». Бывает и такое. Может показаться, что на «Ним» отправляют пьесы только какие-то особые драматурги, но нет. В большинстве случаев все просто шлют пьесы куда только можно. Читаю прямо сейчас пьесы для другого конкурса и понимаю, что 80% из них я уже видел.

Удивительно, когда на твою почту начинают десятками приходить пьесы со всего мира. Я не очень понимаю как, но это работает. Я носитель визионерско-романтического типа сознания, и мне очень нравится представлять, что у «Нима» есть небесный покровитель — какая-нибудь парящая сверкающая фигура неопределенного пола в белой юбке с такой бесконечной — в плане бесконечности складывания складок на скулах — улыбкой. Этот покровитель раскручивает движуху. Потому что иначе я не могу понять, зачем столько людей присылают мне пьесы. Блин, столько же всяких конкурсов! Хотя, конечно, думаю, что понимаю. Мир по большому счету закрыт от нас, и даже маленькие открытые окошки имеют для людей ценность.

Победителем премии «Ним-2019» стала пьеса «High Water Line» Виктории З. Дейли (Victoria Z. Daly) из США. Этот удивительный и лаконичный текст всего в девять страниц искусно сплавляет в себе черный светлый (да, именно так) смех и безвременную (типа преодолевая Беккета), но динамичную (типа как та пьеса про крушение поезда у Виткевича) вселенную. Все происходит очень быстро, но вроде и может длиться вечно. Два осязаемых, но не сводимых к определениям персонажа. Четкие картинки, активизирующие ум. Именно эту пьесу и этого автора нужно поддержать в это время и выразить респект через океан. В ближайшее время мы решим, когда и где мы презентуем этот текст и объявим четвертый «Ним».