Эпизод первый

Гостиная просторной старой виллы. Зима. Утро. За окнами гостиной темно — огромные снежные сугробы практически полностью закрыли их. В гостиной горит самодельная масляная лампа. Слышно, как с крыши сбрасывают снег. У камина суетятся две женщины — Сильвия и Наташа. Наташа открывает жестяной лист, закрывающий зев камина, Сильвия достает из камина свежеиспеченный каравай хлеба.

Сильвия. (почти бегом несет горячий хлеб и кладет на стол)
Быстро, быстро, быстро…
Наташа. (открывает трубу в камине, кидает в камин обломки стула, рвет книгу, поджигает, кидает в камин)
Всё. Теперь топить будем мебелью и книгами. А хорошие дрова пойдут только на выпечку хлеба.
Сильвия. (греет руки о хлеб)
Красивый! Наташа! Наш хлеб с каждым днем все красивее!
Наташа.
Когда все это кончится, мы с тобой откроем пекарню.
Сильвия.
Я готова! (Смеется, прикладывая нагретые хлебом ладони к лицу.) Тепло. (Прикладывает ладонь к Наташиному лицу.) Великое тепло!
Наташа нагревает свои руки на хлебе, прикладывает к лицу Сильвии. Они греют лица.
Наташа.
Великое тепло.
Сильвия.
Великое тепло! Все-таки это чудо, что у тебя в доме оказался такой запас муки.
Наташа.
Ты это говоришь каждое утро.
Сильвия. (смеется)
Считай, что это утренняя молитва.
Наташа.
Договорились!
Сильвия.
А у меня в квартире, кроме нот и книг, никогда не водилось никаких запасов.
Наташа.
И это ты уже говорила. Это вторая молитва?
Они смеются, обнимаются.
Сильвия.
Это все случайно. Все случайно. Как все случайно! В нашей жизни все случайно. Да? Но вообще — все хорошо. Наташа! Ведь все хорошо, правда?
Наташа.
Все замечательно.
Стоят возле стола, трогая хлеб и согревая его теплом свои лица.
Наташа.
Когда это все кончится, мы будем вспоминать эти дни как самые счастливые.
Сильвия.
Самые счастливые.
Наташа.
Это просто как сон. (Смеется.) Он нам просто приснился.
Сильвия.
Хотя, признаться, хочется уже проснуться. Очень! Очень!
Смеются.
Наташа.
Все! Хватит шуток. Надо ставить чай, сейчас мужчины спустятся с крыши голодные как волки.
Наташа берет кастрюлю, открывает форточку в окне, зачерпывает кастрюлей снега из окна, закрывает форточку. Ставит кастрюлю в камин, поправляет кочергой горящие поленья.
Сильвия.
Что ты заваришь сегодня? Опять чай из твоего дуба?
Наташа.
Чай из моего дуба. И немного хвои моей пихты. Это полезно.
Сильвия.
Прекрасно! Каждое утро — полезный чай.
Наташа.
До этой катастрофы мы пили только вредные чаи.
Сильвия.
Обычные, массового производства! В дурацких пакетиках! Глупость! Вот настоящий чай! (Нюхает чай.) Когда снег растает, мы выйдем отсюда здоровыми и молодыми. Здоровыми и молодыми! (Смеется.)
Наташа. (греет свое лицо руками, нагретыми хлебом)
Тепло… Как хорошо, когда тепло. Боже мой, что делают теперь люди в городах? Там же нет каминов. Нет огня. Огонь — это тепло. Это — хлеб. Это — жизнь. (Греется у камина.) Я всегда любила огонь. Мой дедушка говорил, что есть три вещи, на которые человек бесконечно готов смотреть: огонь, море и чужая физическая работа. Я огонь люблю больше моря.
Сильвия.
А я обожаю море. Люблю долго плавать. Это как заниматься любовью. Хотя море иногда и пугает. Так может напугать! Ох! Но это — приятно, приятно! Море живое. Это не снег. Он мертвый.
В гостиную сверху спускаются одетые по-зимнему Ян, Жак и Петер. Жак несет в руках два сегмента-снегозадержателя. Видно, что мужчины устали.
Петер. (поднимая снегозадержатели)
Мы сделали это! Ave!
Сильвия.
Снегозадержатели? Вот они какие. Никогда не видела.
Ян.
Чертовы снегозадержатели!
Наташа. (трогает)
Победа!
Жак. (устало садится)
Это только два. С трудом отодрали от крыши. Блядство! Снег валит и валит…
Петер.
(Наташе). Пихты у твоих ворот уже чуть торчат из сугробов. А ворот уже давно не видно. Так что забудьте про идею прорыть ход и ползти из дома куда-то… Нам не уползти. Ворот нет, а значит — нет пути! (Устало смеется.) Зато крыша теперь точно не провалится. Как археолог — гарантирую.
Наташа.
Вы отодрали только два снегозадержателя?
Ян.
Докопаться до снегозадержателей на этой чертовой крыше невероятно сложно. Там не только снег, но и ледяная корка. Внизу.
Жак.
Мы разбили ее с огромным трудом. Я по ноге себе попал. По моей прекрасной чертовой ноге! (Устало смеется.) Наташа! Это бред — ставить снегозадержатели на крышу! Бред! Какого черта покойный Алекс это сделал?
Наташа.
Чтобы снег с крыши не упал гостям на головы.
Мужчины.
Мужчины устало смеются.
Жак.
Разве твой Алекс так боялся снега? А кирпичей? Которые падают на головы идиотов? А темноты он не боялся? А воды? Наводнения? Привидений? Поэтому здесь нет чердака? Бред! Наташенька! Алекс ничего и никого не боялся. А этот дом спроектировали идиоты!
Наташа. (дает ему пощечину)
Ты у меня в доме.
Пауза.
Жак.
Извини… я просто устал. Устал ковыряться на этой чертовой крыше. Каждое утро. Каждое утро мы чистим крышу, чтобы этот чертов снег ее не обрушил. Бред! Проклятье! Я стер себе руки в кровь… У меня кровавые мозоли! Вот!
Ян. (подсмеиваясь)
А я не могу разогнуться. Я никогда в жизни не сбрасывал снег с крыш. Да еще в течение двадцати двух дней! Какой-то сибирский лагерь…
Петер.
Архипелаг ГУЛАГ пришел в Европу. В молодости в экспедициях я много копал. Любил это занятие. Монголия, Египет. Песчаная почва. Я вам сто раз рассказывал про божественную окаменевшую Meganeura с размахом крыльев в полметра. Песок сохранил все! Песок — почти что снег, только горячий… (Ободряюще.) Все хорошо! Экспедиция продолжается, дамы и господа!
Ян.
Теперь будет легче, легче сбрасывать. Снег будет сам съезжать. Мы только слегка подтолкнем его, и он поедет вниз, вниз, вниз. Завтра попробуем добраться до остальных снегозадержателей.
Сильвия. (обнимает Яна)
Что вы видели?
Ян.
К сожалению, ничего, кроме снега.
Наташа.
Снег идет?
Ян.
Снег идет.
Сильвия.
Снег идет?
Петер.
Снег идет.
Жак.
Куда он, fucking, денется… (Устало смеется.) О, моя прекрасная нога… (Осматривает свою ногу.) Надеюсь, что ты дождешься окончания этой экологической катастрофы. Правда? (Целует свою ногу.) Молчит… Ну, молчи, молчи. Только не ной. (Растирает, массирует ногу.)
Петер.
Сегодня хлопья крупнее. Значительно.
Наташа.
Почему?
Петер.
Мороз спал. Всего минус шесть градусов. Чем холоднее, тем мельче хлопья. И наоборот — чем теплее, тем хлопья крупнее.
Жак.
Жрать страшно хочется. Дамы, вы нас накормите?
Сильвия.
Конечно! Самки ждали вас у очага. Хранили его тепло!
Ян.
Хлебом как пахнет… А у меня от этой работы и аппетит пропал…
Жак.
Счастливый. Жрать! Жрать! Жрать!
Наташа.
Чай закипел. Садитесь.
Все.
Все садятся за стол.
Сильвия.
А может, все-таки в мансарде?
Наташа.
Опять! Сильвия, мы же все решили: завтракаем только здесь.
Сильвия.
Я не могу видеть утром эту лампу. Здесь… как в бункере. Как в тюрьме!
Ян.
Сильвия, дорогая моя, в мансарде еще холодно. Она прогревается медленно.
Сильвия.
Зато там светло. (Истерично.) Зато там светло!
Наташа.
У меня нет сил с тобою спорить. Хочешь — иди наверх.
Сильвия.
Ян, пошли наверх.
Ян.
Хорошо, хорошо. Только не нервничай.
Наташа отрезает им хлеба, наливает чая, насыпает сахара в ладонь Сильвии.
Сильвия.
Можно сахара побольше?
Наташа.
Нет. Его осталось совсем мало.
Сильвия резко, с неудовольствием отворачивается, поднимаются в мансарду. За ней следует Ян. В мансарде одно большое окно. За окном идет снег. Свет пасмурного утра освещает мансарду. Ян и Сильвия садятся напротив окна, кутаются в одеяла, пьют чай и едят хлеб. Внизу продолжается чаепитие.
Жак.
Сильвия так любит сахар. Сладкоежка!
Петер.
Сахар — белая смерть.
Жак.
Так говорят про кокаин.
Наташа.
Белая смерть — это снег.
Петер.
Следовательно, снег может заменить сахар? Или кокаин?
Смеются.
Жак.
Снег, сахар и кокаин похожи. А Сильвия — эгоистичная сука.
Наташа.
Не наезжай на мою подругу.
Петер. (Жаку)
Ты просто голоден.
Жак.
О да! (Ест с жадностью.) Что у нас сегодня на обед?
Наташа.
Еще не придумали.
Жак.
Опять суп из риса и собачьего корма?
Наташа.
Риса уже нет.
Жак.
Свинство! А что осталось?
Наташа.
Немного манной крупы.
Петер.
Ничего! Будем экспериментировать вместе. И приготовим вкусный обед.
Жак.
Жаль, что спагетти уже давно кончились.
Наташа.
Зато у нас полно оливкового масла и немного кокосового. Оливковое масло хорошо горит. (Трогает лампу.)
Петер.
Покойный Алекс любил оливковое масло.
Наташа.
Да. Он был помешан на оливковом масле, вы же помните. Мы готовили только на нем. И все им поливали. Иногда даже самих себя. Однажды на Родосе. А потом занимались любовью.
Пьют чай, едят хлеб. Наверху Сильвия, согревшись чаем, берет альт и играет пьесу Энеску.
Жак.
Каждое утро она играет одно и то же.
Наташа.
Я люблю эту пьесу.
Петер.
Эта пьеса про весну. Сильвия хочет весны.
Наташа.
Она и раньше ее часто играла, когда гостила у нас. Жаль одного: Алекс был равнодушен к классической музыке.
Петер.
Он обожал Боба Марли и джаз. (Напевает.)
Жак.
Весна. До нее еще… полмесяца. По нормальному календарю. Черт… Да и вообще — будет ли она? Петер, ты ученый, скажи правду: будет весна?
Петер.
Видишь ли, дорогой Жак. Нынешняя зимняя аномалия уникальна. Европа ничего подобного не видела. Когда в машине еще работало радио, две недели назад, сообщили о трех метрах снежных осадков. Сейчас их, думаю, уже больше четырех. Ты говоришь: весна. Вы все ждете весну. Не забывайте: когда она наступит, снег растает. Поплывет вся Европа. И мы вместе с ней. И вот это уже будет настоящей катастрофой.
Жак.
По-твоему, нам не надо ждать весны?
Петер.
Не надо. Весна — это катастрофа.
Наташа.
Чего же нам ждать?
Петер.
Людей. Спасателей. Нас должны эвакуировать войска.
Наташа.
Вся Европа под снегом. Куда нас эвакуировать? В Африку?
Жак. (с усмешкой)
В Сомали! Евросоюз перемещается туда.
Петер.
Войска, войска. Они должны прилететь. Дороги завалены. Машины стоят. Но вертолеты летают.
Наташа.
Войска заняты городами, поселками. Наш дом никому не заметен сверху. Он одинокий. Вокруг лес и поля. Вы каждое утро чистите крышу. Вы слышали хоть раз вертолет?
Петер.
Слышал.
Жак.
Он врет.
Петер.
Я слышал! Я не вру. Нам надо набраться терпения и ждать. Ждать. Ждать. Нас должны заметить по дыму из трубы. Надо жечь в камине пластик, чтобы дым был черный. Тогда нас точно заметят. Черный дым! Это спасение.
Наташа.
У Алекса большая виниловая фонотека.
Петер.
Слава Богу!
Жак.
Винил отлично дымит. (Напевает что-то классическое.)

Эпизод второй

Зимний день на исходе. Жак, Наташа, Сильвия и Петер спят, укутавшись. Сильвия просыпается, встает, с зажигалкой в руке осторожно спускается в подвал дома. Помимо склада всякой всячины, здесь обустроен винный погреб. Сильвия находит початую бутылку виски, отпивает из бутылки. В это время Ян с масляной лампой сидит в полностью заваленном снегом гараже, заводит машину, включает радио, пытаясь что-то поймать. Радио хрипит, слышатся обрывки человеческих голосов: “все продолжающаяся катастрофа”, “чрезвычайное положение”, “погребенные под снегом города”, “обледенелый Париж”. Послушав, Ян гасит двигатель, задыхаясь от выхлопных газов, лезет с лампой по прокопанному в снегу ходу назад, к подвальному окошку дома. Просовывает голову в окошко, кашляет. Сильвия гасит зажигалку, замирает. Ян ставит лампу, влезает в окошко. Видит Сильвию, неподвижно стоящую с бутылкой.

Ян.
Сильвия. Мы же с тобой договорились.
Сильвия зажигает зажигалку, бросается наверх с бутылкой в руке.
Сильвия.
Оставь меня!
Ян.
О, черт! (Спешит за ней.)
Пробежав по лестнице, Сильвия вбегает в мансарду, кидается к окну, за которым идет снег, прижимается к нему и жадно пьет из бутылки.
Ян. (подбегает, вырывает у нее бутылку)
Прекрати!
Сильвия.
Отстань!
Они борются, Ян вырывает у нее бутылку. Сильвия падает на пол.
Ян.
Ты хочешь стать алкоголичкой?
Сильвия. (сидя на полу)
Оставь меня…
Ян.
Мы договорились: пить только во время ужина. И только вино. Никаких крепких напитков.
Сильвия.
Сегодня я хочу напиться.
Ян.
Вчера ты тоже этого хотела. И позавчера. (Садится рядом, обнимает ее.) Ты жена моя. Я хочу, чтобы ты… ты сохранила себя. Ты же музыкант. Помнишь?
Сильвия.
Я хочу напиться!
Ян.
Это происходит каждый вечер.
Сильвия. (уже сильно пьянея от выпитого)
Это мое право! У меня есть право на безумие? На иррациональность?!
Ян.
Успокойся.
Сильвия.
У меня есть право на безумие? Есть? Скажи! (Трясет его.) Скажи ты, гомеопат! (Смеется.) Как гомеопатия относится к женскому алкоголизму?
Ян.
Отрицательно.
Сильвия.
Верни мне виски. Быстро!
Наташа, проснувшись от возни Сильвии и Яна, встает, зябко ежится, зажигает лампу, закутавшись в одеяло, поднимается в мансарду.
Сильвия.
Наташа! Ты хозяйка дома?
Наташа.
Пока еще — да.
Сильвия. (заплетаясь языком)
Тогда скажи, скажи, скажи моему мужу, чтобы он отдал мне бутылку виски, которую, которую, ко-то-рую я взяла в подвале.
Пауза. Наташа подходит, садится рядом.
Наташа.
Ян, верни Сильвии виски.
Ян нехотя возвращает бутылку Сильвии.
Сильвия.
Merci, mon cher! (Отпивает из бутылки, подходит к окну.) Ой, уже вечер наступает! Быстро, быстро темнеет… Чертова зима… (Вглядывается.) А он все идет и идет. (Отпивает, смеется.) Может, в темноте падение снега замедляется? Ха-ха-ха! Законы физики, fuck you… Наташа! Скажи м-не… честно. Раньше. Р-рань-ше зимы в вашем лесу б-были нормальными?
Наташа.
Вполне. И снег выпадал всего на неделю.
Сильвия.
Мы никогда, ни-ког-да не были у вас зимой! Это смешно! и только теперь, когда мы все к тебе приехали… раз! (Голосом диктора.) Невиданный снегопад обббрушился на европейский континент! В Европе объявлено чччрезвычайное положение! Наташ! Скажи, ты… ты… Наташа!
Наташа.
Что, Сильвия?
Сильвия.
Зачем это все?
Пауза.
Наташа.
Я не знаю.
Сильвия.
За-чем все э-то?
Наташа. (устало, раздраженно)
Я не знаю.
Сильвия.
Ян! Зачем все это?
Ян.
Затем, чтобы мы стали больше ценить нормальную жизнь.
Пауза.
Сильвия.
Знаете, что самое плохое? Что… нет звезд. Нет з-звезд. Вечером небо, а вместо звезд — снежные хлопья. Словно звезды стали снегом. И они падают, падают, падают на землю. Весь Млечный Путь. Весь Млечный Путь осыпается. И это бесконечно, бесконечно… Как много звезд в Млечном Пути, там их миллиарды. Представьте только! Миллиарды звезд! и вот эти миллиарды звезд падают, падают, падают. И шуршат. И шуршат. И шуршат…
С бутылкой в руке Сильвия задремывает у окна. Наташа накрывает ее своим одеялом. Пауза.
Наташа.
Сильвия опять напилась раньше нас. Счастливая. У нее так легко получается. А я… не могу напиться полноценно. Генетическая устойчивость к алкоголю… (С грустной усмешкой.) Звезды падают и шуршат.
Ян.
Когда-то они должны кончиться.
Наташа.
Весь Млечный Путь?
Ян.
Весь Млечный Путь.
Ян целует Наташу. Они ложатся на пол мансарды и занимаются любовью. Сильвия спит. Любовники приходят в себя.
Наташа.
Хочу курить.
Ян.
Потерпи. До ужина недолго.
Наташа. (обнимает его)
Терплю. Сегодня ночью мне было страшно. Я ужасно хотела прийти к тебе.
Ян.
Плохой сон? Опять?
Наташа.
Я видела во сне опять наш дом. Это так глупо! Будто не бывает других пространств.
Ян.
А я опять видел пожары, пожары. Это от холода.
Наташа. (продолжает)
Будто в нашем доме есть еще один этаж. И там — все чисто, хорошо, тепло и солнечно. Но надо только подняться на этот этаж. А это — очень высоко, жутко высоко, голова кружится, как взглянешь вверх, а вместо лестницы — ступеньки вдоль стен, все уже и уже, а выше — уже ступеньки совсем узкие, не шире кирпича, а стены отвесные, как в колодце, держаться руками не за что, я поднимаюсь, поднимаюсь, жутко боюсь высоты, а мне с хохотом сверху кричат люди, похожие на вас всех, это как бы вы кричите: поднимайся, поднимайся, ну что ты медлишь, Наташа, уже утро, и мы уже открываем розовое шампанское! А я вижу снизу, из этого колодца, что наверху — чистое небо, лето, тепло. И мне страшно, я просто вся цепенею и лезу наверх по этим кирпичам.
Ян. (обнимает ее)
Розовое шампанское?
Наташа.
Розовое шампанское. (Смеется, обнимая его, потом начинает плакать.)
Ян. (обнимает ее)
Милая.
Наташа. (всхлипывая)
Мне… как-то плохо… стало плохо. Сегодня. Я устала, Ян.
Ян.
Ты устала, милая.
Наташа.
Только сегодня. Это только сегодня. Я все понимаю, что мы должны ждать, что все будет хорошо. Но мне просто как-то плохо… плохо. (Пауза.) Я люблю тебя.
Ян.
Я люблю тебя. Это все скоро кончится, я уверен. У меня предчувствие. Ты, наверно, заметила, что я человек чувствительный. Я хорошо чувствую, когда что-то должно разрешиться. Например, я могу сказать точно, когда беременная должна родить — завтра или послезавтра. Когда я проходил практику в клинике, я обнаружил в себе эту способность. Наташа, это все кончится. И будет… будет все просто замечательно. Все будет замечательно. Мы выйдем из этой катастрофы сильными и обновленными.
Наташа.
Мне так хочется тебе верить, милый.
Ян.
Верь мне. Это не навсегда.
Наташа.
Это не навсегда.
Ян.
Это просто… небеса сошли на землю.
Наташа.
Это просто небеса сошли на землю.
Смеются.
Наташа.
Ну вот, ты развеселил меня! и успокоил. Все-таки ты настоящий доктор!
Ян.
Над гомеопатами модно смеяться.
Наташа. (обнимает его)
Ты замечательный!
Сильвия ворочается во сне.
Наташа.
Когда теперь ты хочешь сказать ей?
Ян.
Когда нас спасут. Сейчас это убьет ее окончательно.
Наташа.
Ты ждал с лета. И вот теперь — уже зима. Дождался!
Ян.
Я не мог, ты знаешь.
Наташа.
Да, ты не мог. Ты молчал. И мы играли наши роли. Да? и будем? (С усмешкой хватает его за нос.) Будем играть дальше?
Ян.
Ян (обнимает ее). Я люблю тебя.
Пауза. Сильвия шевелится.
Наташа. (встает)
Уже стемнело. Пора будить всех и готовить ужин. (Спускается вниз.) Боже, как хочется курить…
Пауза.
Сильвия. (поднимает голову, замечает Яна)
Ян!
Ян.
Да.
Сильвия.
А ты… уже проснулся?
Ян.
Я не ложился.
Сильвия.
Но сейчас еще жутко рано.
Ян.
Нет, сейчас уже жутко поздно.
Сильвия.
Сейчас что?
Ян.
Вечер. Скоро будем ужинать.
Сильвия.
Господи… (Вздыхает тяжело, садится, кутаясь в одеяло.) Согрей меня.
Ян садится рядом и согревает ее.
Композитор Беат Фуррер
Городской оперный театр, Берлин
Премьера 13 января 2019 года